– загрохотал Патриарх. – Есть дела поважнее, а вы распускаете хвосты друг перед другом! Выясняете личные отношения! Скажи, Огден, в чем секрет такой удачной охоты?
Прижатый к стене, рыжеволосый долго облизывал губы, прежде чем раскрыл причину своего везения.
– Приблизительно в пятнадцати километрах от источника воды мы обнаружили трех человек, – наконец произнес он. – Двое из них были живы, третий – мертв.
В глазах присутствующих отразилось изумление.
– Вообще-то, – снова заговорил рыжеволосый, – вполне здоровым выглядел только один... Второй лежал, как и обе их лошади... Что ж, с ближайшей охоты доставим стервятников пожирнее.
Эта острота вызвала нестройную вспышку смеха, который смолк, едва Дан резко встал, опрокинув свой стул.
– И ты только сейчас нам говоришь это? – в бешенстве заорал он. – Все пилоты без исключения обязаны представлять отчеты о необычных явлениях, замеченных во время полета! Ты сделал это?
Рыжеволосый недовольно поморщился.
– Я собирался этим заняться после ужина, – буркнул он. – Никакой срочности тут нет. В конце концов в пустыне постоянно погибают толпы всяких бродяг.
– Здесь только я решаю, что важно, а что нет! – прогремел старый Дан, нависнув над столом. – Мы выработали свои законы, и именно потому, что следуем им, еще живы сегодня. И будь ты из Спады или Робеля, это ничего не меняет. – Неожиданно смягчив тон, он тихо сказал: – Если верить твоим словам, они были мертвы или почти мертвы... Но вот сейчас они открыли пальбу где-то совсем неподалеку. Для умерших они мне кажутся чертовски резвыми, – он выдержал паузу, чтобы придать словам больший вес, и продолжил: – До сих пор никому не удавалось пересечь пустыню и добраться до наших мест: Как ты объяснишь, что они сделали то, чего не смогли другие? Они – первые живые люди, обнаруженные в пустыне, а ты этому ничуть не удивляешься, находишь это вполне естественным.
Заметив устремленные на него взгляды присутствующих, Огден смахнул со стола стоявшую перед ним тарелку, выругался и вышел из комнаты.
Старый Дан окликнул его, но тот не остановился. Продемонстрировав свой норов, пилот покинул столовую и зашагал по коридору в направлении спален.
– Не стоит на него злиться, – сказал кто-то из его коллег. – Инкубационный период подходит к концу, и мы знаем, что большинство из нас умрет. В такой ситуации совсем непросто сохранять хладнокровие...
Некоторое время Патриарх оставался неподвижным, глядя куда-то перед собой, затем резко выпрямился и подошел к окну. Прижав выпуклый лоб к холодному стеклу, он спросил:
– Кто летал сегодня вместе с Огденом?
– Брукс или Родди, – раздался чей-то голос.
– Родди, – уточнил пилот с острыми чертами лица.
– Приведите его сюда! – приказал старик.
В его черных зрачках плясали язычки пламени. Однако не только гнев, читался в его глазах...
А в это самое время, расположившись вокруг лагеря, женщины сдерживали продвижение белесой гнили, выжигая ее огнеметами.

* * *

Джаг почувствовал боль в левой руке и закричал, но не столько от боли, сколько от неожиданности.
Только теперь он понял, что уснул! Он наблюдал за кольцом птиц, но в конце концов задремал, и круг стервятников мгновенно сомкнулся вокруг него.
Охваченный ужасом, Джаг в упор выстрелил в стервятника, который только что ухватил его за руку. Ударом пули стервятника отбросило на несколько метров в сторону. Напуганные выстрелом, остальные птицы моментально отхлынули назад, предоставив Джагу передышку, которой тот не знал как распорядиться.
Его сознание медленно затуманивалось. Джаг умирал. В голове что-то стучало, пульсировало, что-то наплывало, неотвратимо надвигалось, подобно морскому приливу, затопляя берег сознания. До полного погружения в небытие оставалось совсем немного...
Изможденный, он прилег на бок, чувствуя, как по всему телу разливается приятное тепло. Джагу еще никогда не было так хорошо... Кавендиш был прав, утверждая, что покой превыше всего остального... Зачем куда-то идти, спорить, что-то доказывать, если можно просто прилечь?
Белая масса была мягкой, бархатистой. Совершенно бессознательно Джаг свернулся калачиком, приняв позу эмбриона. Его пальцы дотрагивались до пузырчатой пены, которая своей упругостью напоминала ему женскую грудь. Количество шариков в гроздьях как будто увеличилось в два-три раза, с тех пор как они с Кавендишем их обнаружили...
Однажды вечером, расположившись на скалистом уступе, который еще не был затоплен белесой массой, путники очистили место для ночлега от полчищ тараканов и черных скорпионов, после чего разведчик, любопытства ради, решил разрезать один из этих загадочных шариков.
Но, взяв у Джага нож, он вдруг заколебался и, в конце концов, отказался от своей затеи, не дав вразумительного объяснения неожиданному изменению своего решения.
Среди ночи Кавендиш разбудил Джага, тряся его так, словно тот был фруктовым деревом.
– Эй! Ты слышишь музыку? – возбужденно спросил Кавендиш.
– Какую музыку? – проворчал Джаг, еще не вполне проснувшись.
– Это потрескивание, шипение газа... Разве ты не слышишь, как трескается мир?
– Ничего не слышу! – разозлился Джаг. – Ничего, кроме бреда не проспавшегося пьянчуги!
– Черт бы тебя побрал, упрямец! – буркнул Кавендиш, поворачиваясь к нему спиной. – Мир трескается, а он не желает даже прислушаться.
Ранним утром Джаг попытался вернуться к ночному разговору, но разведчик лишь недоуменно взглянул на него, словно не понимая, о чем тот говорит.
В рутине дней этот эпизод растворился в сознании Джага... чтобы всплыть теперь, когда Джаг приближался к границам небытия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41