.. Здесь, к счастью, просто полное незнание того, с чем имеешь дело. Ох, ох, товарищи... Что это — два часа? Нет, на сегодня я уже мертвец...— Продолжим завтра? — сказал Цвях.— Вот именно, — странно мигая одним глазом, шевеля гибкой бровью, Федор Иванович пошел из оранжереи. Цвях еле поспевал за ним.— Уж больно ты их... Без снисхождения. Касьяну не понравится. Что это с тобой?— Но почему он напечатал их статьи в своем журнале! — Федор Иванович остановился. — Почему Касьян их напечатал!— Ладно, Федя, хватит правду искать. Пошли в столовую.В столовой Федор Иванович сел за какой-то стол, чем-то закусывал, что-то брал ложкой из тарелки и все смотрел куда-то сквозь стены. Он не видел, что через стол от него прошли и сели Стригалев с Еленой Владимировной и несколько аспирантов. Лена что-то крикнула, и Цвях ответил, а он только оглянулся на них, ничего не понимая.— Произвели они, однако, на тебя впечатление, — заметил Цвях, принимаясь за лапшевник.Пообедав, они сели на лавку около столовой и закурили.— Что будем сейчас делать? — спросил Цвях.— Я прогуляюсь часок.— А я по старой испытанной привычке пойду лягу поспать. Лапша человека вяжеть, он набухнеть и спать ляжеть.И как только Цвях скрылся за воротами учхоза, из столовой быстро вышла Елена Владимировна, Федор Иванович в это время подобрал около лавки лежавшего на спине красивого жука-скрипуна. Его облепили муравьи и уже раскидывали умишками, как бы начать его заживо жрать. Федор Иванович старательно обдул муравьев. А думал о Стригалеве. «Хорошо, что отложили на завтра», — думал он, рассматривая жука. Это Рыл большой узкий жук с живыми черными глазами, с длинными усами, похожий на интеллигентного дореволюционного авиатора в черном жилете из блестящего шелка, застегнутом доверху. А сюртук на нем был темно-серый, в мелкую светлую крапинку.— Можно около вас сесть? — спросила Елена Владимировна, садясь. — Что вы тут делаете? Ого, кто у вас!— Вот видите, жук... Скрипун.Налюбовавшись, Федор Иванович осторожно посадил жука на землю, и «авиатор» бросился наутек, взмахивая ногами, как тростью, и не теряя осанки.— Как вам наши генетики и селекционеры?— Выше всяких похвал. Чудеса!— Какие у вас планы на сегодня? — она нагнулась и пальцем провела на земле дугу.Он вопросительно посмотрел.— Вы не слышали вопроса? — спросила она.— Я ответил пантомимой.— А вы словами ответьте. И по существу.— Сейчас я пойду куда-нибудь. Только природе страданья незримые духа дано врачевать.— Давайте врачевать вместе. Я покажу вам наши поля.— Давайте, — сказал Федор Иванович ленивым голосом.Она взглянула на него удивленно.— Может, подождем Ивана Ильича? — спросил он.— Иван Ильич уже ушел, — она еще холодней посмотрела на него сбоку, начиная розоветь.— Тогда пойдемте, — он решительно поднялся. И они долго шли молча куда-то вдоль какой-то канавы. Лицо Елены Владимировны постепенно заливала лихорадочная пунцовость.— Слушайте, — сказала она, решившись и отойдя от него вбок шага на два. — Вы сегодня не похожи на себя, на вчерашнего. Вонлярлярский сказал бы, что у вас пропала коммуникабельность. Давайте, как пассажиры дальнего поезда, как случайные пассажиры, попутчики... Вы не знаете меня, я вас. Вы ведь уедете.— А отвечать кто будет за разговор? Тот, кто задает вопросы?— Да... Вы уедете — и разговора не было!— Ну, пожалуйста. Задавайте вопросы.— Где ваша коммуникабельность?— Я катапультировался.— Что это означает? — все так же лихорадочно, но весело она посмотрела на него.— Нажимаю на кнопку, и меня выстреливает. Потом раскрывается парашют, и я мягко приземляюсь в другом мире, где и слыхом не слыхали о каких-то моих... неполадках на борту.— А самолет?— А самолет летит дальше.— И разбивается?— Мне с земли не видно. А потом там еще есть первый пилот. А я и не летчик. Дилетант без диплома.— А если первого пилота нет? Самолет ведь может разбиться. Дилетанту без диплома и поднимать его в воздух нельзя было. Это государственная собственность.— Не знаю. Вижу, экипаж укомплектован. Перегрузка. Вот и нажал поскорей... Что — я неправ?— А кто вам сказал про экипаж? — с раздражением спросила Елена Владимировна.— Вчера одному товарищу... Диспетчеру... показалось, что я проявляю дилетантский интерес к авиации...— Ах, вот!.. Теперь все ясно. Вечно она меня замуж выдает! Нет никакого пилота, поняли? И никто вас не вызовет на дуэль, так что давайте разговаривать и катапульту не трогать.— Дайте честное слово, — сурово потребовал Федор Иванович.— Ну, даю. Честное слово.— Хорошо. С чего же мы начнем?Она начала искать что-то на краю канавы. Потом наклонилась и сорвала какой-то жиденький стебель с яркими желтыми цветками.— Природа сейчас излечит нам все страдания незримые. Что это такое? Я в первый раз вижу.— Это? — Федор Иванович взял стебель, свел брови. — Это, действительно, нечасто встретишь. Потентилла торментилла, вот что это. Калган. Слышали такое название?— Ого! — она почти с ужасом на него посмотрела. — Ничего себе... Я бы ни за что не определила. Потентилла — как дальше?— Торментилла. Калган, или, еще его называют, лапчатка. А вот я сейчас... Сейчас я вам... — поискав в траве, он сорвал что-то. — Что это?— Плантаго! — торжествуя, сказала Елена Владимировна.— А какой плантаго? Подорожников много. Майор, минор, медиа...— Ну, это, конечно, не минор...— Майор. Плантаго майор. Видите, черешок длинный и желобком.— Хорошо. Федор Иванович, а почему страдания незримые? — она заглянула ему в лицо.— Разве вы ничего не видели?— По-моему, торжество справедливости должно вызывать прилив...— Но это так неожиданно, это торжество... Я вам прямо скажу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34