Я спросил их, согласны ли они пойти на это дело, и объяснил им мой план - взять туарегов между двух огней. Оба они сразу согласились и толково повторили мне все, что я хотел передать Сент-Андре. Потом сели на своих верблюдов и исчезли за ближайшим песчаным холмом.
Я напряженно прислушивался, но ни одного выстрела не было. Очевидно, до рассвета ничего не произойдет. Огонь в форту потух. Все солдаты, не дежурившие на форпостах, спали. Я молча ходил по лагерю, ожидая рассвета и обдумывая невероятные события этого беспримерного дня. Наконец, изнеможенный до последней степени я прислонился к пальме. Если б я мог получить чашку кофе или смел закурить!
Глядя на бледнеющие звезды, я решил, что вся невероятная история форта Зиндернеф была делом рук сумасшедшего. Он почему-то убил коменданта штыком (Если бы он был нормален, он застрелил бы его). Почему-то он убил трубача (вторым штыком, что ли?) и спрятал его тело. Почему-то он убрал тело коменданта, наконец, поджег форт и сам в нем сгорел.
Но где он прятался, когда я был в форту, и почему он меня не убил? Это можно было объяснить сумасшествием. Но как объяснить найденную в руке коменданта записку Майкла Джеста? На этом я прервал свои размышления. Солнце взошло, и я увидел разведчиков отряда Сент-Андре.
Мы напрасно приготовились к отражению атаки. На многие мили в окружности не было ни одного туарега. Сент-Андре не встретил ни единой живой души. Моих двух легионеров он также не встретил. Их, кстати сказать, больше никто никогда не видел. Я не знаю их судьбы: туареги или жажда.
Оказывается, конная разведка Сент-Андре донесла ему, что слышала выстрелы со стороны форта Зиндернеф. Он ускорил свой марш и шел, пока не определил, что форт где-то близко. Не слыша ни звука и опасаясь засады, он остановился, а утром в боевом порядке начал наступать. Я пожалел, что туареги, уничтожившие форт Зиндернеф, не оказались между ним и мной.
Пока наши солдаты отдыхали, я рассказал Сент-Андре все, что случилось, и попросил его дать мне какое-нибудь объяснение. Он умный парень, этот Сент-Андре. Хороший солдат и честолюбив, как черт.
- Допустим, - сказал Сент-Андре, - что ваш трубач убил коменданта и дезертировал.
- Силы небесные! Мне это не пришло в голову. Но с какой стати? Почему штыком? Почему он оставил штык в груди убитого?
- Может быть, это была месть? Может, он впервые встретился наедине с этим унтер-офицером, с которым раньше служил в Сиди-Бель-Аббесе или еще где-нибудь. Унтер-офицер мог в свое время причинить ему много неприятностей.
- Хорошо, - говорю я. - Но почему унтер-офицер не выбежал на стену, размахивая фуражкой, когда я стрелял из револьвера? Почему он не открыл ворот?
- Он мог быть ранен, - предположил Сент-Андре.
- Нет, мой друг, - сказал я. - Единственная его рана была нанесена этим штыком.
- Может быть, он спал, - продолжал Сент-Андре. - Спал как убитый. Его враг трубач увидел его спящим и вонзил штык ему в сердце. Он не стрелял, потому что выстрел привлек бы ваше внимание. А когда он убил его штыком, он вдруг сообразил, что этот штык его выдаст. Тогда он бежал.
- А простреленная гильза в револьвере? - спросил я.
- Стрелял по какому-нибудь туарегу, случайно приблизившемуся к форту.
- А письмо в руке коменданта?
- Не знаю.
- Кто стрелял два раза при нашем приближении?
- Не знаю.
- Наконец, как мог трубач убежать в пустыню на глазах всего моего отряда?
Тут Сент-Андре внезапно встал.
- Слушайте, - сказал он. - Трубач, конечно, никуда не бежал. Он убил коменданта и спрятался. Потом он убрал трупы и, зная, что вы были в форту и видели их, решил уничтожить следы преступления. Для этого он поджег форт. Он хотел воспользоваться смятением при пожаре и вернуться. А вернувшись, рассказать какую-нибудь историю. Он мог поклясться, что когда он влез, его ударили сзади по черепу и он пришел в себя только во время пожара. Это не более невероятно, чем вся остальная история.
- Совершенно верно, господин лейтенант, - согласился я. - Но почему же он не вернулся?
- Может быть, комендант ранил его из револьвера и в последний момент, когда он поджег форт, у него не хватило силы уйти. Он упал в обморок и погиб в огне, который сам зажег. Превосходный пример поэтической справедливости.
- Очень поэтично, - согласился я. - Ирония судьбы и тому подобное. Единственный дефект этой теории в том, что если бы комендант стрелял, мы услышали бы выстрел. Револьвер в этой тишине звучал бы, как семидесятипятимиллиметровая пушка.
- Правильно, - сказал Сент-Андре упавшим голосом. - Все это можно объяснить только тем, что он сошел с ума и покончил с собой.
- Так, друг мой. Вы дошли до гипотезы сумасшествия. Я тоже. Это единственная возможная. Но я скажу вам еще кое-что. Трубач во всей этой истории ни при чем. Он не убивал коменданта. Я видел труп: комендант был убит несколько часов тому назад, а трубач пробыл в форту несколько минут.
- Хорошо, - говорит Сент-Андре. - Попробуем сначала. - И он пробовал. Всячески. Но не мог придумать ничего, что сразу же не оказалось бы нелепым.
Когда я возвращался в Токоту с высокой температурой и головной болью, я непрерывно повторял про себя в такт шагу верблюда одну фразу: «Кто убил коменданта? Почему? Почему? Почему?» Наконец я поймал себя на том, что говорю ее вслух.
Пассажиры парохода «Аннам» шедшего из Лагоса в Беркенхед, были сильно заинтересованы двумя людьми, державшимися особняком. Они сидели и ходили вместе.
Один из них был сухой, высокий англичанин, молчаливый и недоступный, никогда не употреблявший двух слов там, где можно было сказать одно, с холодным серым взглядом, не видящим окружающих, стального цвета волосами, стальной крепости подбородком и ртом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98