Это ясно, стоит мне сделать что-то подозрительное, по его мнению, и голова моя будет напоминать кастрюлю. Рискнуть? Я опять на него покосилась. Черти из Сашкиных глаз исчезли, смотрел он холодно и зло, и я снова подумала, что человек он, безусловно, опасный.
Он закончил разговор, я попрощалась, и мы вышли на улицу. Меня неудержимо тянуло к людям. Не может он убить меня белым днем на глазах у граждан. Или может?
— Зайдем в магазин, — сказала я. — Хлеба купим, еще что-нибудь.
— Возьми-ка меня под руку, Марья Павловна, и помни, что я тебе говорил.
Я долго толклась в магазине, рассыпала сдачу, перекладывала покупки, но закричать, попросить о помощи так и не рискнула.
Возле дома нас поджидала тетя Катя.
— Маш, ты семян привезла? — поздоровавшись, спросила она.
— Привезла, пойдемте.
Мы вошли в дом, я стала выкладывать семена и все думала, что же мне делать? Присутствие соседки успокаивало, и я пригласила ее пить чай. Мы с тетей Катей чаевничали, а Сашка чистил картошку и скалил зубы.
— А Дима-то, что не приехал? — спросила тетя Катя.
— Сегодня должен, ждем. У нас на дворе проводка сгорела, вот привезла Сашу, он мастер, починит.
— А я смотрю, с утра машина под окошком, думаю, приехали, а пока со скотиной возилась, вас уж нет.
— В село ездили.
— А Дима-то автобусом или с Павлом Сергеевичем?
— Автобусом хотел, вот ждем. Тетя Катя покосилась на Сашку, тот радостно улыбнулся и спросил:
— Скотину держите?
— А как же, без скотины нельзя.
— Это точно. У меня тетка в деревне, старенькая, а корову не сдает. Тяжело, сена сколько надо.
— Да полбеды, если покос рядом, а то ведь на горбу не наносишься.
С полчаса они беседовали таким образом, и соседка прониклась к Сашке симпатией. Конечно, про тетку он врал, но выходило у него складно, даже я усомнилась, может, и не бандит он вовсе? Тетя Катя ушла, а я принялась готовить обед, Сашка мне помогал, насвистывал что-то, ухмылялся и выглядел вполне безопасно. Мы сели обедать, когда появился Димка.
Возник на пороге и замер с открытым ртом, уставившись на Сашку.
— Не слабо, — наконец проронил он. — Вот, значит, в чем дело.
— Дима, — начала я испуганно, но натолкнулась на Сашкин взгляд и замолчала.
— Хороша, — продолжил муж. — Обнаглела вконец. Есть в кого. Ты… — повернулся он к Сашке, тот осклабился, а Димка заткнулся.
— Потише, паренек, — произнес мой гость со злой ласковостью. — Я на голову выше тебя и килограмм на двадцать тяжелее, показательный бой устраивать не рекомендую, потому как я тебе шею сверну.Так что до свидания.
Я затравленно переводила взгляд с одного на другого.
— Дима, — начала почти шепотом. — Я тебе объясню…
— Не трудись. — Он еще немного потоптался возле порога и резко бросил:
— Ухожу! Буду жить у мамы.
Хлопнул дверью и исчез, а я заплакала. Сашка продолжал есть суп.
— Помиритесь, — сказал. — Чего ревешь-то. А и не помиритесь, другого найдешь. Такая баба без мужика не останется.
— Заткнись, — сказала я.
— Любишь мужа-то?
— Не твое дело.
Тут я вдруг поняла, что скорее всего стала свободной женщиной, с Димкой и в доброе время говорить было трудно, а уж в данной ситуации просто невозможно. Я вытерла слезы и взяла ложку.
Часов в пять у нас появились гости. Подкатил “жигуленок”, и из него вышли два типа очень подозрительной наружности. На крыльце, где их встречал Сашка, они долго трясли ему руку, хлопали по плечам и даже обнимались. Вид все трое имели бандитский. Увидев меня, мужики присвистнули.
— Ну, Саня, даешь. Где ты ее нашел?
— На дороге. Пришлось подобрать. Марья, собирай на стол, гости у нас.
На столе появились бутылки и закуска. Мужики сели, приглашали меня, хватая за руки, но Сашка неожиданно вступился:
— Она скромница, водку не пьет. — И кивнул мне:
— Иди в переднюю.
Я забилась в угол дивана, чутко вслушиваясь в разговор. Никакого сомнения у меня больше не было: на моей кухне пили уголовники. То, что их трое, наводило на мысль о бежавших. Их ищут, они прячутся, и в такой ситуации жизнь моя, пожалуй, стоит недорого. Я подошла к окну: рамы двойные, вынуть их можно, но шум услышат в кухне, после этого меня могут запереть в подвал или попросту убить.
Я вернулась на диван. Веселье в кухне нарастало. Матерщина, тюремный жаргон, пьяные выкрики. Запели “Таганку” и ударились в воспоминания.
У меня разболелась голова. Лучше всего лечь спать. В комнате я устроиться не рискнула, безопаснее в чулане, от этих подальше, и дверь там на крючок запирается, хотя какой тут крючок… Я взяла белье, одеяло с подушкой и вышла в кухню. Сашка на меня покосился.
— Куда?
— В чулан. Спать хочу.
Он встал, проводил меня и позаботился, чтобы я не смогла удрать: все заперто и ключи у него. Окошко в чулане — собака не пролезет. Я заперлась и легла. Было холодно, пьяные выкрики доносились и сюда, уснуть не получалось. Часам к двум в доме стало тихо. Не успела я вздохнуть с облегчением, как услышала шаги и стук в дверь.
— Кто? — спросила испуганно.
— Я это, — ответил Сашка. — Открой.
— Зачем, уходи. — Я силилась придать твердость своему голосу, но он предательски дрожал.
— Открой, дура, — зло сказал Сашка. — Не трону я тебя.
— Не открою. — Я вскочила, намертво вцепилась в ручку двери и стала тянуть ее на себя.
— Слушай, больная, — вздохнул он за дверью и вроде бы даже покачал головой. — Я тебе русским языком говорю: ты мне без надобности.
— Ага, — не поверила я.
— Ага, — передразнил он.
1 2 3 4 5 6 7 8