Я часто пробуждался от ночного шума – из-за ремесла моей матери, и это не было чем-то необычным, – но толпа одетых людей, их громкие, возбужденные голоса, когда они обсуждали приближающуюся смерть госпожи, каждой деталью врезались в мою память. Даже такому малышу, как я, было совершенно ясно, что они радовались угрожающему состоянию бедной леди. Я никогда даже не видел ее близко, однако такое отношение к ней весьма огорчило меня. Теперь я знаю, что то бездушие не было вызвано неприязнью к самой госпоже. Просто они хотели, чтобы мой отец стал свободен и мог жениться на другой женщине, которая родила бы ему здорового наследника.
Я видел также и то безразличие, с которым Одрис – они, не знаю почему, назвали нам имя девочки – вверили моей матери. Ребенок был еще мокрым после крещения и в эту холодную осеннюю ночь небрежно завернут в старую шаль. Мы с матерью слышали все о чем они говорили. Да они и не таились от нас: разговаривали в нашем присутствии так, словно мы были бессловесными животными. Возможно, они думали, что мы не понимаем их языка. Но путана должна знать язык, на котором говорят мужчины, пользующиеся ее услугами, а мой отец следил за тем, чтобы я учился французскому и правильно говорил на нем.
Сначала мать взяла ребенка с тем же безразличием, с каким ей вручили его, и мне стало горько до слез. Вот и другой малыш, так же как я, никому не нужный, нежеланный и нелюбимый. Но когда мать услышала разговоры тех, кто вторгся в нашу хижину, странное выражение появилось на ее лице. Я заметил как она наклонила голову в показном смирении перед господами, увидел злобный блеск в ее глазах и непреклонное упрямство в углах рта. Как только пришельцы ушли, она приложила Одрис к груди – и ребенок стал сосать. Мать тихо засмеялась и приказала мне принести ей хорошую чистую рубаху. Она вытерла Одрис и тщательно перепеленала в чистое, поддерживая и согревая своим теплом.
Когда Одрис насытилась, мать похлопала ее, чтобы она отрыгнула воздух, потом велела мне подняться с моей теплой постели и положила в нее Одрис, укрыв моим одеялом. Чтобы я не замерз, она набросила на меня свое одеяло и велела мне следить за ребенком, строго наказав, что я должен делать, если девочка заплачет или срыгнет то, что съела. Затем мать развела огонь так, что он горел, в печи, словно костер среди зимы. В этом свете я лучше увидел Одрис. Она выглядела так необычно в свете этого то вспыхивающего, то затухающего пламени, что я не мог отвести глаз. Наконец, мать схватила моего единоутробного брата и вышла с ним.
Я знал, что никогда больше не увижу брата, но это не огорчило меня. Точно так же моя мать отдала крепостным на нижнем дворе и двух других родившихся у нее детей. Когда она забрала первого ребенка, я я плакал, и мать сказала мне, что среди крепостных или среди людей в деревне за крепостной стеной, либо на прилежащих фермах всегда найдется женщина, которая потеряла свое дитя и захочет взять на воспитание чужого ребенка. Тогда я впервые услышал о других местах для проживания, не таких, как крепость или внутренний двор, и этот рассказ отвлек меня от очередной потери своего младшего брата.
Мне нравилось видеть комичное выражение на лице малыша. Меня забавляло, как он дрыгает ручками и ножками, пытаясь двигаться самостоятельно. В те дни я был очень одинок. Мне запрещалось играть с другими детьми и, я постоянно боялся отца. Но к тому времени, когда нам принесли Одрис, я уже привык терять своих братьев и достаточно напрактиковался во владении оружием и в верховой езде, чтобы не испытывать ни тяжести одиночества, ни скуки.
Перед тем как уйти, мать зажгла лампу, сначала сунув в пламя костра в углублении на глиняном полу длинную лучину. Раньше, когда я был совсем маленьким, мигающее пламя от пропитанного жиром льняного жгута в глиняной плошке зачаровывало меня и мне запрещали касаться лампы. Но сейчас у меня мелькнула мысль взять лампу. Я знал, что мать не сразу вернется, а мне хотелось как следует рассмотреть Одрис. С табурета я дотянулся до нижней полки, взял стоявшую там лампу и стал в мерцающем свете рассматривать свою единокровную сестру.
Я сразу же увидел, что она была непохожа ни на одного из детей, которых родила моя мать. В отличие от них она не была красной, ее головка не была ни лысой, ни заостренной. Ее щечки были очень бледны, как если бы под ее кожей почти не текла кровь, и у нее были серебристо-белые волосы. Когда я разглядывал ее, она открыла глазки. Они оказались не мутно-голубыми, а ясными и очень, очень светлыми, почти серебряными, как и ее волосы. Я никогда не видел столь прелестное дитя. У моей матери все новорожденные были безобразными, хотя потом приобретали даже некоторое обаяние и через неделю или две становились хорошенькими. Однако Одрис была сразу похожа на фею. Я вздрогнул, глядя на нее: не подменили ли ее случайно эльфы? Я знал, что это вполне могло случиться, ведь о ней никто не заботился и, вероятно, никто за ней не следил.
Мне стало так жутко от этой мысли, что пламя задрожало в моей руке и я убрал лампу. Одрис заплакала, но не пронзительно вопя, как дети моей матери, а нежно мяукая. Я поспешил взобраться на табурет снова и поставить лампу назад на полку, чтоб успокоить ребенка, как велела мне мать. Поглаживая ее, я нечаянно раздвинул складки рубахи, стягивающей ее ручки. Она освободила одну и мягко ухватила меня за палец. Со мной уже происходили подобные случаи, но сейчас было совсем иное ощущение. Во-первых, потому, что пожатие Одрис оказалось значительно нежнее, чем других детей, а во-вторых, я думаю, потому, что я знал: моя мать не унесет этого ребенка и мне будет с кем играть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184