В деревне шли бесконечные толки, поскольку пришло время сбора налогов, а никто не появлялся. Люди не знали, кому верить — тем, кто приходил с востока, или тем, кто живет в замке. Вот его и отправили посмотреть, не едет ли кто-нибудь. Мальчик все продолжал объяснять, но Реднор молчал, словно ничего не слышал.
— Если ты не замышлял ничего дурного, то почему сбежал твой дружок? — произнес, наконец Кейн. — Легкая порка, я думаю, пойдет тебе на пользу. Может, тогда ты запоешь по-другому. Эй! — Он резко повернулся, ткнул пальцем в Одо и заговорил по-английски: — Ступай, срежь хороший прут, сорви с негодника лохмотья да стегай, пока я не прикажу остановиться.
Мальчик бросился Реднору в ноги.
— Милорд! Умоляю вас, не делайте этого! Я сказал все, что знал, честное слово! Я не знаю, почему убежал Лэллин. Может, он испугался. Мне тоже было страшно, и я тоже побежал… Что хотите, спрашивайте, я все расскажу! — Юное чумазое лицо было искажено гримасой неподдельного ужаса.
Реднор почувствовал дурноту, подступившую к горлу. Как же его выводили из себя все эти крики и мольбы, от которых он свирепел еще более. Он ненавидел отца за то, что старик всегда держался так спокойно, слушая жалобы и просьбы. Реднор хоть и научился владеть собой в таких ситуациях, но чужие слезы доводили его почти до исступления. Внутри его все разрывалось на части. Один голос кричал: «Еще!», а другой в ту же секунду: «Хватит!» Он дал Одо пройти к пленнику и вдруг непроизвольно стиснул зубы, словно бить будут его, а не мальчишку.
Седрик вновь тихонько присвистнул. Одного взгляда на Одо было достаточно, чтобы понять, какие душевные муки испытывал молодой солдат. До зелени бледный, Одо, не мог отказаться выполнять приказ. Седрик чувствовал себя виноватым, ведь именно он привел юношу в отряд Реднора. Сам-то он давно уже привык к таким вещам, да и порка — наказание еще не самое страшное.
Березовый прут с оттяжкой стегнул первый раз, и мальчик закричал. Одо, чтобы хоть как-то унять тошноту и ужас от того, что он это делает собственными руками, распалялся все больше и бил все сильнее. Мальчик зашелся непрерывным криком. Реднор наблюдал за поркой с каким-то болезненным спокойствием, застыв как изваяние. После очередного удара розга покраснела, и тут Одо не выдержал. С остервенением он отбросил прут и побежал в кусты. Было слышно, как его рвало. Кейн словно очнулся, злоба вновь закипела в нем. Седрик, неожиданно для самого себя, вступился за молодого воина и рискнул напомнить, что Одо впервые выполняет подобное поручение. Неожиданно гнев Реднора утих — его и самого мутило от этой картины.
— Посмотрите-ка! — вдруг шепнул сэр Гарри, показывая на кусты: кто-то пробирался к отряду.
Реднор приподнялся на стременах и наполовину вытащил из ножен меч.
— Лэллин? О Господи! Так что же мальчишка не сказал, что с ним был ты, или он говорил не о тебе?
— Обо мне, — подтвердил хрипловатый голос.
— Я же сказал, что со мной был Лэллин, — прохныкал мальчик.
— Ты маленький дурачок, — вспылил Реднор, — что же ты не сообразил сказать, что это бард замка Реднор? Можно подумать, в лесах Уэльса это один-единственный Лэллин! Ну ладно, неважно. Считай, что тебе повезло. А хорошая порка — неплохое лекарство от глупости. Лэллин, откуда ты здесь взялся?
На Реднора угрюмо смотрели выцветшие до голубизны старческие глаза.
— У меня к вам дело, милорд. Отгоните прочь от меня ваших псов, я хочу спеть для вас песню.
— Песню? Сейчас? — Кейну показалось, что ой ослышался. Может, старик просто спятил.
— Да, сейчас. Это песня о великих мужах, великих глупцах и великом страхе. Называется она «Три беды Уэльса».
Все стало ясно. Лэллин по-своему выражал озабоченность тем, что происходило в Уэльсе. Несмотря на серьезность момента, Реднор был не в силах сдержать улыбки, когда повернулся к Седрику.
— Вытащи из кустов того героя со слабым желудком и усади его на лошадь. Кстати, как его, зовут? Он вроде бы новенький?
— Одо, милорд. А что с этими делать? — Седрик махнул рукой в сторону валлийцев-охотников, за которыми велено было присматривать.
—Они прощены. Чтобы отыскать Лэллина в лесах Реднора, нужен не охотник, а волшебник.
А Лэллин стоял, опершись на могучий посох. Его длинные седые волосы развевал ветер, а голос звучал как музыка, и в самом деле казалось, что он не говорит, а поет.
— Я буду петь о короле, пренебрегающем обычаями, о лордах, пренебрегающих почтением, и о вещах, из-за которых пренебрегают жизнью. Песню можно назвать «Три пренебрежения, приносящие горе».
— Святая правда, — пробормотал Кейн вполголоса, чтобы не прерывать Лэллина.
— Долгие годы первым лордом Уэльса был Ричард Фиц-Гилберт. Этот человек хотел от жизни многого, но больше всего он мечтал стать королем. Ему удалось добиться мира в горах. Но это был плохой и горький мир. Ричард приказал валлийцам построить мощную и неприступную крепость, и они сделали это. Он не почитал тех, кого следовало почитать, й это принесло ему несчастье — его лошади и собаки из серебристых стали красными. Но он не придал этому значения.
Стараясь не шуметь, сэр Гарри тихонько пробрался к багажу и вернулся с маленьким походным складным стульчиком в руках. Реднор с благодарностью взглянул на Гарри и, опершись на его руку, уселся на стул, не проронив ни слова. Что ни говори, а Гарри прав — рассказ может занять много времени. Кейн посмотрел на солнце — если Лэллин не поторопится, им ни за что не добраться до Пенибонта засветло. Как-то с трудом верилось, что Лэллин просто тянет время — песни бардов, сродни той, что сейчас пел Лэллин, обычно занимают немало времени и отличаются необыкновенной обстоятельностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109