Наступил вечер, и пошли слухи, что все переносится на завтра. Для Захарии это уже не имело значения. Завтра или на следующий день, не все ли равно. В любом случае теперь он верил, что выдержит испытание. Как моряк знает, что худшая часть шторма уже закончилась, хотя ветер бушует, так и он знал, что, хотя злой дух еще с ним, худшее уже позади.
Это была необычная ночь со странными огнями и с жутким грохотом орудий. Английские корабли сигнализировали друг другу о расположении неприятеля голубыми огнями и пушечными выстрелами, и в полночь с фрегата Захарии можно было различить оранжевый свет ламп в окнах кормовых кают тридцати трех военных кораблей — но это были не английские корабли. А наверху, над голубыми и оранжевыми огнями, сквозь облака мерцали далекие звезды.
21 октября перед рассветом английский флот изменил курс. Они выманили неприятельский флот из Кадиса и теперь повернули на северо-восток, готовые к атаке. Лежал легкий туман, и тяжелая зыбь заставила Захарию снова почувствовать морскую болезнь. Однако, когда он вышел на палубу и увидел всего в нескольких милях от них огромные корабли, огни которых были видны ночью, в красоте и ужасе этой картины он полностью забыл о себе.
А после этого у него просто не было времени вспомнить что-нибудь. Сигнал «Приготовиться к бою» пролетел по флоту, барабаны забили на кораблях, и все помчались на свои места. Корабельная команда завязала вокруг головы шелковые платки, чтобы предохранить уши от грохота орудий, и разделась до пояса. Они работали быстро и спокойно, унося в трюм деревянные надстройки, чехлы парусов, мебель и посуду, окатывая паруса ведрами воды, посыпая палубы песком, снаряжая к бою орудия, подготавливая кубрик для раненых и принося ведра с водой, жгуты, перевязочные материалы туда, где они могут потребоваться, — и все это за шесть минут, отведенных на выполнение этой задачи.
К семи часам английские корабли уже двигались двумя стройными колоннами — Нельсон и «Виктория» вели северную колонну, Коллинвуд и «Ройял Соверен» возглавляли южную — по направлению к пятимильной дуге неприятельских кораблей. Они уверенно двигались на всех парусах, и к одиннадцати часам между ними оставалось только три мили. Море теперь было спокойное, небо свободно от туч, и море и небо восхитительно голубые, а солнце освещало картину так чудесно и ярко, что у Захарии захватило дух.
Большинство английских кораблей было окрашено в цвета Нельсона — черный с желтым: черные полосы между желтыми пушечными палубами и черные порты с блестящей позолотой на корме. Французские и испанские корабли носили алый, черный и желтый цвета. Огромный «Сантиссима Тринидад» был уже ясно виден во всем великолепии алого и белого цвета с белым носовым украшением. Над ярко окрашенным корпусом возвышался лес мачт и надутые паруса.
В то время как английские корабли плавно покачивались на волнах, на них начали играть оркестры. Матросы казались возбужденными, счастливыми и бесстрашными. Они точили кортики, чистили пушки и пели. Некоторые из них плясали матросский танец, другие давали поручения, как распорядиться их имуществом, если они будут убиты. «Билл, ты можешь взять мои брюки. Том, тебе достанется мой лучший платок». Но это не значило, что они думали о неминуемой смерти. На мачту «Виктории» взвился сигнал: «Англия ожидает, что каждый выполнит свой долг», и это послание пролетело вдоль колонн и было встречено громовыми возгласами одобрения. Может ли это быть войной, размышлял Захария, это сияние солнца, блеск, музыка и приветствия? Он стоял позади лейтенанта, чьим посыльным он должен был быть во время битвы, и сердце его билось, как паровой молот. Но не от страха. Только от благоговения перед этой невыносимой красотой.
Новый сигнал появился на верхушке мачты «Виктории» — сигнал к сближению с неприятелем, и уже через несколько минут неприятель открыл огонь. Две английские колонны продолжали идти вперед, стоически перенося его и в свою очередь ведя непрерывный огонь в течение двадцати минут. Наконец два головных судна, «Виктория» и «Ройял Соверен», разорвали неприятельский строй, и один за другим огромные корабли, шедшие за ними, начали вступать в схватку, разворачиваясь веером, чтобы каждому напасть на свою жертву.
Стратегия битвы, точное выполнение блестяще задуманного плана было так же непонятно Захарии, как и любому другому моряку, принимавшему участие в сражении. Для них, когда разразилось неистовство боя, наступил просто ад. Не один месяц Захария содрогался от страха перед этим тяжелым испытанием, но действительность оказалась хуже всего, что он мог вообразить себе. Позже он не мог понять, как возможно было людям сохранить рассудок среди такого адского шума. Ему еще только предстояло открыть, в каких ужасающих условиях люди способны сохранять рассудок при условии, что это не будет продолжаться слишком долго.
Все пушки обоих бортов двух орудийных палуб грохотали и изрыгали огонь, тяжелые лафеты бились и подпрыгивали при каждом откате, и надо всем этим ревела при каждом выстреле еще и верхняя батарея. Шипение и пронзительный визг общего залпа, казалось, раздирали голову на части, и то и дело резкий удар, возникавший при попадании ядер в цель, раскалывал уши. Шум был ужасающий, однако, возможно, в этом было и милосердие — люди были настолько ошеломлены, что не могли ясно осознавать ужас тех сцен, которые им приходилось видеть.
Зловонный черный дым от сгоревшего пороха проникал всюду, так что от этого смрада трудно было дышать. Во мраке почти ничего нельзя было рассмотреть, и в этом тоже было милосердие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151