Катька лежала как бревно, но он и не нуждался ни в чьей
реакции. Вскоре после решительного момента вошла, пошатываясь, испуганн
ая Подуша; ей приснился кошмар. Пришлось заново укладывать, успокаивать,
петь. Сереженька храпел. Катька спела дочери «Было время, процветала в ми
ре наша сторона». Дочь во сне была похожа на Сереженьку. И было еще что-то, в
ажное и неприятное, о чем надо было подумать.
«Семь часов, Ц вспомнила она. Ц Что мы делали в семь часов?».

3.

Так началась для Катьки жизнь, которую она не могла бы назвать ни райской,
ни адской Ц и которая напоминала скорей улей и сад из финала любимой пов
ести; а того верней Ц садик товарища Сталина, под почвой которого клубил
ся адский жар, а на грядках благоухали радужные розы. Рай и ад спелись, спл
елись и создали идеальную среду для беззаконной любви. После взрыва в Со
кольниках понеслось: то ли последний и решительный штурм, к которому гот
овились все эти годы, то ли первая атака объединенного ислама, то ли Ц и э
та догадку было уже не отогнать, Ц хаотическое осыпание самой системы, в
котором радикальный ислам был уже не виноват ни сном, ни духом.
Бабахало по два-три раза в неделю, то в Москве, то в области, то на южных окр
аинах, то в Сибири, то на Дальнем Востоке, в непредсказуемых местах и без в
сякой логики. Всего ужасней были традиционные внутренние репрессии в от
вет на внешние атаки Ц словно паралитик не в силах был отогнать ос и лупи
л самого себя по тем местам, до которых мог дотянуться. Зрелище было не сто
лько пугающее, сколько жалкое. Никто уже не сомневался, что государство н
едееспособно, обречено и рухнет в самом скором времени Ц тем более, что в
зрывать оказалось на диво легким делом. Взрывчатки хватало, шахиды уже н
е требовались Ц радиоуправляемый заряд в сумке взрывался во время часа
пик, на концерте, в музее, среди ночи падал жилой дом, в Ульяновске причино
й взрыва называли утечку газа, а в Братске Ц тектонический сдвиг из-за вн
езапного таяния мерзлоты; случалась двух-трехдневная пауза, и бабахало
опять, на этот раз в троллейбусе, и вот что мучило ее вдвойне Ц люди научи
лись с этим жить, приспосабливаться; человек опять доказал свою исключит
ельную адаптивность Ц из обреченных домов вдруг среди ночи, за час до вз
рыва, высыпали жильцы, иногда даже успевали вызвать милицию, найти и обез
вредить взрывчатку; в заминированный троллейбус садилось меньше народ
у (интервью со счастливцами, избежавшими судьбы, почти ежедневно печатал
а «Вечерка» Ц «И тут-то я и почувствовал: нехорошо! Ну его, думаю, пойду пеш
ком. Надо бы мне, конечно, в милицию Ц но кто бы поверил?!»). Народным бунтом
не пахло, хотя в иное время двух таких терактов с лихвой хватило бы для низ
вержения власти, Ц но Россия подтверждала еще одно страшное предположе
ние, доказывая свою неодолимую природность: в иное время довольно было к
рошечного толчка, чтобы обрушить всю конструкцию, Ц теперь же все словн
о спали, и конструкция медленно гнила, обваливаясь по частям. Если бы вся о
на сгорела в одночасье, что-то стальное в ней могло уцелеть, Ц но в болоте
перегнивает любое железо. Не было не только революции, но и сколько-нибуд
ь заметного ропота; для ропота был не сезон, и никакие взрывы не могли уско
рить время, как не может взрыв или пожар на волжском льду ускорить приход
весны. Эта полная независимость истории от человека была всего невыноси
мей, но нельзя ходить по кругу вечно Ц круг изнашивается; это теперь и про
исходило, и террористы, скорее всего, были действительно ни при чем.
Островки нормальной жизни среди всего этого сохранялись Ц магазины по-
прежнему торговали, хотя ассортимент стремительно скудел и еда все чаще
попадалась гнилая, порченая; кое-где платили зарплату, кто-то качал нефть
(и ни один нефтепровод еще не взорвался, подтверждая конспирологическую
теорию о том, что все это «из-за нефтянки», хотя при чем нефтянка Ц никто о
бъяснить не мог). Самое же странное, что продолжал выходить «Офис» Ц из-з
а чего Катьке все чаще приходило в голову, что журнал как-то связан с терр
ористами, может, служит им крышей, мало ли, потому что прочие издания лопал
ись с той же скоростью, с какой плодились в девяностые. Дольше других прод
ержался глянец, и это было по-своему логично Ц в гибнущей стране все наоб
орот, законы переворачиваются, и наиболее жизнеспособным оказывается н
икому не нужное. Наверное, у этого было и материальное объяснение, Ц глян
ец кого-то прикрывал, ширмовал, шифровал, Ц но Катька прислушивалась к о
дному: к гулу гибели; и не сказать, чтобы этот звук ей вовсе не нравился.
В конце концов, только так она и могла быть счастлива. Нелюбимый ребенок с
коллекцией незаживших душевных язв, она резонировала только с катастро
фой Ц и надо было случиться, чтобы разгар катастрофы совпал с первой и по
следней любовью, с месяцем бурного счастья, на фоне пышного увядания и ву
лканического жара! Голос совести подсказывал, что как раз теперь-то и над
о всю себя отдавать семье, оберегать ребенка, утешать мужа, в одночасье ли
шившегося работы и совершенно потерявшегося (целыми днями лежал на дива
не, вцепившись в Подушу и не выпуская ее гулять, Ц няньку рассчитали, на н
ее уже не хватало), Ц но только истинные святые способны заботиться о бли
жних бездны мрачной на краю: люди с трещинкой, с резонатором, Ц спешат до
гулять закатные денечки, потому что втайне ждали этого часа всю жизнь, и т
ратить его на каких-то ближних преступно. На ближних мы достаточно пахал
и во времена относительного благополучия, когда подыхали со скуки, невын
осимо томясь смутной внутренней тревогой;

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16