Он снял с него вязаный колпак и погладил по седеющим волоса
м. И
старый Карп, человек, лишенный всякой сентиментальности, вдруг ощутил на
своей
голове не руку незнакомого, похожего на него как две капли воды, мужчины, а

руку матери из далекого своего деревенского детства, гладившую его по
белобрысой головке. И увидел Карп, что перед ним вовсе не мужчина, а молода
я
хорошенькая крестьянка в простой хлопчатобумажной блузе и длинной юбк
е на
широкой резинке. И вот постигшая его парализованность стала удаляться, к
ак
удаляется незнакомый и неприятный человек из перспективы наблюдающих
глаз, и
горячее, ни с чем не сравнимое, давно забытое старым Карпом желание охват
ило
все его существо. Даже в далекой революционной юности старый Карп, испыт
авший
действительно испепеляющую страсть к Доре Львовне Рывак, не чувствовал
ничего
подобного. Руки его в каком-то сомнамбулическом затмении потянулись к та
кому
знакомому и такому непреодолимо манящему существу и, судорожно застрев
ая в
складках одежды, распатронил и молодую женщину, которая в действительно
сти ею
и не была. С таким же успехом женщиной мог бы стать встретившийся в лесу
медведь или настольная лампа с бронзовой одалиской, держащей на вытянут
ой руке
зеленый матовый абажур. Карп Силыч вступил в связь с фантомом прямо на по
лу
прихожей, и когда его долго не употребляемый по назначению орган проник
внутрь
нового Карпа, на мгновение ставшего женщиной, произошло следующее. Тело

фантома и клетки его с непреодолимой страстью к делению стали поглощать

старого Карпа, и старый Карп, взвыв от боли, вдруг почувствовал, как то, что

когда-то являлось им, беспредельно растворяется в Новом Карпе с безумной
болью
и отчаяньем для его существа. Через пару минут все было кончено и в прихож
ей с
висящими над вешалкой козлиными рожками теперь находился один человек,
Карп
Силыч Сироткин, объединивший в себе прошлое и будущее этого грешного мир
а.


Глава двадцать восьмая.
Сложным, запутанным путем добирался Николай Журавлев до первопрестоль
ной. В
закрытом "паккарде" с опущенными занавесками везли его по ночной и безлю
дной
Москве. Книга Мордохая Спонариуса была упакована в папиросную бумагу и

погружена в портфель, лежавший на Колиных коленях. Он сидел на широком за
днем
сидении комфортабельного автомобиля и думал о превратности судьбы и о в
лиянии
предметов на жизнь человека. Плавное покачивание большого автомобильн
ого тела
слегка усыпляло капитана НКВД, и сквозь нелегкую память о недавнем своем

поступке на него надвигались сумрачные картины города с оборванными це
пями
редких фонарей и беспорядком улиц и переулков, мелькавших перед глазами.

Машина прошла Сокольники и въехала в майские просеки. Пошли бесконечные
заборы
и правильные перекрестки. Автомобиль затормозил у дачи министра
Госбезопасности. Ещ„ никогда Николай не забирался так высоко, он не хоте
л и не
стремился к этому, инстинктом понимая опасность, идущую из этих заоблачн
ых
сфер. И вот они въехали во двор и остановились в глубине у малозаметного

крыльца. Антон Иванович, ехавший вместе с Николаем, прошел вперед и откры
л
дверь. В спину им смотрели внимательные глаза Бериевской охраны. Спустив
шись
вниз по глубокой лестнице, они оказались в длинной прямоугольной зале с

металлической дверью и факелоподобными настенными бра. Металлическая
дверь с
тихим щелчком захлопнулась за ними.
- Подождем, - сказал Антон Иванович, и они опустились на стулья. Берия
появился из стены. Створки разъехались, и он шагнул в залу - в темно синем
костюме и легендарном пенсне.
- Сидите, - сказал он, махнув рукой, и демократично опустился рядом, букваль
но
в каком-нибудь полуметре, от Коли. - Как прошла операция? - спросил Берия,
внимательно разглядывая Колино лицо.
- Успешно, товарищ министр, только мне пришлось принимать незапланирован
ное
решение.
- Какое же? - в свою очередь спросил Берия с почти незаметной улыбкой.
- Я нашел эту книгу так, как будто бы сам бог или дьявол подвел меня к ней. Я
коммунист, но вы знаете, Лаврентий Павлович, когда ты на задании и идешь по

чужому враждебному городу, когда на тебя со всех перекрестков смотрят не
мецкие
патрули и когда ты заходишь в первый попавшийся антикварный магазин и
начинаешь разговор, рассчитывая только на вежливое внимание, а находишь
то,
что искал!
- Так в чем же заключалось Ваше незапланированное решение? - спросил Берия
и
цокнул языком.
Журавлев вжал голову в плечи и сосредоточился на темной точке паркета. П
ауза
становилась неприличной, разновеликий ранг воинских званий требовал е
„
прекращения.
- В отношении хозяйки магазина и е„ гостя я поступил негуманно.
- Как это. Позвольте узнать? - спросил Берия. Ирония дрожала на кончике его

языка.
- Мне … мне пришлось их застрелить.
- Вот как, не очень оригинально, однако, продолжайте.
- Понимаете, Лаврентий Павлович, - голос Журавлева задрожал и сорвался, он

явно был не готов к этому объяснению. - Она назвала слишком высокую цену, у

меня не было таких денег.
- И вы пошли на уголовное преступление? - Берия явно был доволен собой. Глаз
а
его улыбались, ирония светилась в каждой клеточке его широкого лица.
- Я выполнил задание и свой долг, - тихо сказал Журавлев. Взгляд его
остановился на синем плече министра, после чего плавно перешел на нагруд
ный
карман, где покоились золотые колпачки Уотерманов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55