Теперь Роман, конечно, рад был восполнить этот пробел — но акция, которую он задумал, была слишком ответственной, и Барабин ни за что бы не решился взять ее на себя.
Что именно он задумал, все поняли, когда Роман стал собственноручно лепить на одну из драгоценных оставшихся стрел смолу с потухшего факела.
— Не загорится, — с сомнением покачал головой барон Бекар.
— Почему? — удивился Роман. — Факелы ведь горят.
— Драккар не загорится, — пояснил свою мысль многоопытный барон.
— А вдруг! — сказал на это Барабин. — Деревянный, весь в смоле. Есть шанс.
— Погасят, — продолжал сомневаться дон Бекар, но уже подошли к корме молодой оруженосец с арбалетом и боевая гейша, прекрасная, как амазонка, в своей наготе.
Рельефу ее мышц позавидовала бы любая гимнастка или мастер спорта по легкой атлетике. Но это было не главное.
Главное — все сходились во мнении, что эта рабыня стреляет из лука и арбалета лучше любой другой. Даже лучше Эрефорше, которая все равно не могла стрелять из-за ранения в руку.
И хотя стрел было больше, чем одна, стрелять все равно должны были лучшие из лучших.
Хоть Барабин и сказал, что шанс есть, он совсем не надеялся достичь цели с первой же стрелы.
Чтобы реализовать шанс, надо было вонзить в драккары как можно больше горящих стрел. И сделать это раньше, чем аргеманы сами начнут стрелять.
Барабин уже успел узнать, что у аргеманов основное оружие дальнего боя — это лук. Их мастера не умеют делать хорошие арбалеты, а покупать их дорого.
Между тем, дистанция уверенной стрельбы для лука гораздо меньше, чем для арбалета. На этом Барабин и строил свой расчет.
И пока «Торванга» грузно поворачивала к берегу, двое стрелков обживали позицию у борта.
Погода была ясная, ветер легкий и волнение едва заметное, но все равно — если воткнуть горящую стрелу в борт слишком низко, то брызги могли ее погасить. А если высоко — то ее без труда погасили бы аргеманы, перегнувшись через борт.
Следовало не только найти золотую середину, но и попасть из арбалета точно в намеченное место. А это очень непросто на расстоянии, когда стрелять из арбалета уже можно, а из лука — еще нельзя.
Барабин, между тем, после всех событий минувшей ночи, пришел к выводу, что лучшие воины среди баргаутов — это боевые рабыни и что рыцари и оруженосцы не годятся им даже в подметки.
Поэтому Роман обстоятельно инструктировал молодого оруженосца, представленного ему в качестве лучшего арбалетчика среди мужчин — на предмет того, куда надо стрелять, как и когда. А рабыню Тассименше не трогал, предоставив ей право разбираться самостоятельно.
Но в последний момент, когда настало уже время стрелять, Роман встал за спиной именно у нее. А его напряженная поза и выражение лица навели остальных баргаутов на мысль, что это неспроста.
Как-никак, Барабина в этой компании считали колдуном.
И можно представить себе ошеломление баргаутов, когда первая же пущенная амазонкой стрела угодила в самое лучшее место, которое только можно себе представить.
Это была носовая фигура переднего драккара — странного вида химера с бараньей головой, женской грудью и рыбьим хвостом. И горящая стрела угодила ей как раз между грудей.
Быстро добраться до этого интимного местечка с борта драккара было труднее, чем до любой другой точки корабля, и на «Торванге» все сразу решили, что так удачно положить стрелу можно было только благодаря колдовству.
Стрела оруженосца воткнулась в левую скулу судна, что тоже было удачно, поскольку место соединения досок обшивки с форштевнем было хорошо просмолено, и огонь здесь разгорелся очень быстро и весело.
Но выстрел Тассименше поразил всех куда больше.
Фигура на носу драккара изображала какую-то мифическую персону, имеющую особое значение для аргеманов — кажется, праматерь священных аргеманских баранов. Так что попадание огненной стрелы чуть ли не прямо в сердце химеры приобретало важный сакральный смысл.
С пылающим носом драккар продолжал продвигаться вперед, но уже через несколько минут стало ясно, что ловить ему больше нечего. С форштевня и носовой фигуры огонь перекинулся на борта, и погасить его аргеманы не могли при всем старании.
Они пытались нанести баргаутам хоть какой-то ответный ущерб и, отступая под натиском огня на корму, отчаянно стреляли из луков. Но расстояние было еще слишком велико.
Убедившись, что пожар неостановим, баргауты перестали обращать на него внимание и сосредоточились на втором драккаре.
Барабин лелеял тайную надежду, что его команда приостановит погоню ради спасения собратьев с пылающего корабля, но баргауты, которые хорошо знали аргеманские нравы, этой надежды не разделяли. И увы, оказались правы.
Люди уже прыгали с горящего драккара в воду, когда второй корабль прошел мимо, резко меняя курс, чтобы выйти «Торванге» наперерез.
Две огненных стрелы тут же воткнулись ему в борт, но аргеманы сбили их, не дав пламени разгореться.
А расстояние сокращалось стремительно, и уже первые ответные стрелы полетели с драккара в сторону «Торванги».
Одна из них попала в шею молодому оруженосцу, который стрелял из лука лучше остальных. Хлестнула кровь. Стрелок стал заваливаься назад, кто-то подхватил его, а совсем юная рабыня взяла из его рук арбалет.
Тем временем Тассименше пустила еще одну огненную стрелу — и снова неудачно. И кто-то за спиной Барабина в отчаянии крикнул, адресуясь непосредственно к нему:
— Колдун, ну что же ты?!
Больше всего на свете Барабин в этот момент хотел быть настоящим колдуном или по крайней мере стрелять из арбалета не хуже, чем из снайперской винтовки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125