Она справилась с собой, онемев и оцепенев с бесстрастным лицом, пока они рассказывали ей об урановой руде, о человеке на борту «Копарелли», о радиомаячке на «Штромберге», о Махмуде и о его планах захвата судна, и какое значение он может иметь для палестинского освободительного движения; в конце концов она в самом деле онемела, и ей не надо было притворяться.
Наконец, её отец сказал:
— Так, моя дорогая, ты сможешь помочь? Возьмешься ли? С усилием, которое удивило её самое, она одарила их самой яркой из улыбок стюардессы, встала и сказала:
— Так сразу и не решишь. Я подумаю, пока буду в ванной.
И она вышла.
Постепенно перед ней все стало всплывать и проясняться, пока она лежала в ванной, в горячей воде, отделенная от них накрепко запертой дверью.
Вот, значит, что предстояло сделать Нату до того, как они смогут опять увидеться: украсть судно. А потом, как он сказал ей, он не упустит её из виду, самое малое, на десять или пятнадцать лет… Может быть, это означает, что он бросит свою работу.
Но, конечно же, ничто из его планов не удастся, потому что враги осведомлены о них. Русские собираются протаранить судно Ната, а Хассан хочет первым захватить его и устроить на нем засаду. Так или иначе, но Дикштейну угрожает опасность. Так или иначе, но его уничтожат. Сузи может предупредить его.
Если бы только она знала, где он.
Насколько эти люди внизу ничего не знают о ней! Хассан просто убежден, как любой араб, мужчина-шовинист, свинья, что она безропотно сделает все, что он ей сказал. Отец же предположил, что она слепо примет сторону палестинцев. потому что он их поддерживает, а она — его отпрыск. Он никогда не догадывался, о чем и как думает его дочь: точно так же он относился и к жене. Эйла без труда могла водить его за нос: он никогда даже не подозревал, что она может быть иной, чем он себе воображал.
Поняв наконец, что она должна делать, Сузи снова перепугалась.
Но как бы там ни было, это единственный способ найти Натаниеля и предупредить его.
«Найди Ната», — вот чего они от неё хотели.
Она не сомневалась, что может обмануть их, потому что они были уверены — она на их стороне, чего и в помине не было.
Так что она сделает то, чего они от неё ждут. Она найдет Ната — а потом предупредит его.
Но не ухудшит ли она дело? Если она пустится на его поиски, то выведет их на Ната.
Но если даже Хассан не обнаружит его, Нату будет угрожать опасность со стороны русских.
А если его удастся предупредить, он сможет избежать как той, так и другой ловушки.
К тому же, может быть, ей удастся избавиться от Хассана ещё до того, как она доберется до Ната.
Какой выбор? Ждать, делая вид, что ничего не случилось, надеясь услышать телефонный звонок, который так никогда и не раздастся… Она понимала, что в какой-то мере ею руководило желание увидеть Дикштейна. Заставляло её думать подобным образом и предположение, что во время захвата судна он может погибнуть, и ей предоставляется единственная возможность спасти его. Но, кроме того, были и другие веские причины: ничего не делая, она может разрушить планы Хассана, но оставались русские со своим замыслом.
Наконец она приняла решение. Она будет делать вид, что работает на Хассана, и это поможет ей найти Натаниеля.
Как ни странно, она была счастлива. Ее приперли к стенке, но она чувствовала внутреннюю свободу: она покорилась отцу, но в глубине души не сомневалась, что одержит над ним верх: как бы там ни было, но она предана только Натаниелю.
Но она была очень-очень испугана.
Она вылезла из ванны, вытерлась, оделась и спустилась вниз, дабы обрадовать мужчин хорошими вестями.

В четыре часа утра 16 ноября 1968 года «Копарелли» подошел к Флиссенгену на побережье Нидерландов и взял на, борт лоцмана, который должен был провести судно по каналу Вестешельде до Антверпена. Через четыре часа у самого входа в гавань «Копарелли» принял на борт другого лоцмана, чтобы дойти до пирса. Из основной гавани сообщающимися водными путями судно добралось до пирсов Катенджик, где и пришвартовалось.
Нат Дикштейн наблюдал за его маневрами.
Глядя, как оно медленно разворачивается, и прочитав название «Копарелли» на борту, он подумал о бочках с урановой рудой, которые скоро заполнят её брюхо, и его охватило более чем странное чувство, подобное тому, когда он смотрел на обнаженное тело Сузи… да, это было нечто, смахивающее на страсть.
Он перевел взгляд от 42-го причала к рельсам железнодорожных путей, которые подходили почти к краю причала. На путях уже стоял состав из одиннадцати вагонов и локомотива. В каждом из десяти вагонов было по пятьдесят одной 200-литровой бочке с запаянными крышками и надписью «Запломбировано» на боку; в одиннадцатом вагоне было только пятьдесят бочек. Он был так близок к ним, к этому урану, сделав несколько шагов, он мог прикоснуться к содержимому вагонов, что однажды и сделал, ещё утром, когда подумал: а не проще просто высадить вертолетный десант израильских коммандос и просто уволочь это добро?
По расписанию «Копарелли» должен был обернуться без промедления. Портовые власти не сомневались, что с урановой рудой надо обращаться с предельной тщательностью, но, с другой стороны, они не хотели, чтобы она находилась на территории порта хоть минуту дольше положенного. Так что портовый кран стоял в полной готовности начать загрузку трюмов.
Тем не менее, предстояло завершить некоторые формальности перед началом погрузки.
Первый, кто на глазах Дикштейна поднялся по трапу, был официальный представитель судоходной компании. Он должен был оформить компенсацию за услуги лоцмана и получить у капитана судовую роль для портовой полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120