Если вам покажется это выдумкой, обратитесь к художнику Карибе, это он распространяет очаровательные истории, объявляя праотцом Ошосси, что в общем-то справедливо, и правильно делает.
Говоря о Терезе Батисте, кем уважаемый интересуется, скажу, что ходит много разных мнений, и очень противоречивых. Это предмет долгих, неустанных споров за кашасой и за беседой. Многие считали, что она из тех, кого завезли из Африки. Некоторые распознают в ней цыганку, гадающую по руке, воровку лошадей и маленьких детей, носящую в ушах монеты, а на руках золотые браслеты и, конечно, танцующую. По мнению других, она с островов Зелёного Мыса — черты лица индианки, определённая сдержанность там, где меньше всего ждёшь этого, и чёрные струящиеся волосы. Из наго, ангольцев, деде, кабида, во всяком случае, по красоте похожа на анголку. Так кто же она по крови, какая может быть смесь при таком медном цвете кожи? И есть, конечно, примесь португальской. Да и у кого же здесь, в Бразилии, её нет? Во мне вы негра не видите? К примеру, кто, как не португалец, военный португалец, был первым в постели моей бабушки!
Дружба Микелины, прабабушки Терезы, обошлась дёшево бродячему торговцу в зарослях кустарника. Когда я говорю «бродячий торговец», то, надеюсь, нет нужды пояснять, что речь идёт об арабе, сирийце или ливанце, кого мы в общем-то всегда называем турками. Сертан, откуда родом Тереза, метит своих людей, вот потому-то трудно сказать, кто здесь из Баии, кто из Сержипе, особенно если бродячий торговец прижимал к своей груди аппетитную крестьянку. Сколь способна подсказать память, все родственницы Терезы всегда обращали на себя взгляды мужчин и поднимали дубинку мёртвого, чем так же отличается Тереза, хотя я уже слышал от одного болтуна, что она страшна и уродлива и мужчин приманивает чарами, ворожбой, колдовством или умением в постели, а вовсе не красотой. Вот видите, сколь противоречивы людские мнения, и после всего этого вы хотите, чтобы люди верили очевидцам и старым историческим книгам?
Так вот, совсем недавно слышал я в одной забегаловке на рынке, как один хвастун рассказывал нескольким сеньорам из Сан-Пауло и одной розовощёкой — истинное наслаждение для богатого, — улыбающейся, ах, будь я неженатым… Так вот, как я говорил вам до того, эта сеньора — ухоженный цветок Сан-Пауло — обратила на себя моё внимание; болтун этот, вполне современный молодой человек, не очень изощрённый во лжи, но желающий выпить чашку кофе с заезжими посетителями, убеждал, что Тереза — блондинка, светлая мулатка и толстая; единственное, что он сказал верно, что она храбрая, однако вскоре он покончил и с её храбростью и славой, сказав, что однажды, когда Тереза пыталась развязать драку на улице, он призвал её к порядку бранью и окриками — вот так! Здесь, на рынке Мерка-до-Модело, мой уважаемый, люди слышат ужасные вещи, ложь, которую надо прибивать к стене русским молотком и балочным гвоздём.
Если бы я был знатным аристократом, оставил бы я это занятие — выяснять происхождение; что пользы знать, течёт ли в жилах Терезы кровь малийцев или ангольцев, подсуетился ли здесь араб, или то были цыгане, помогавшие на ферме? Мне рассказывал один молодой человек, что есть такая дона Магда Мораис, так вот она, поддерживаемая сёстрами, говорила, что Тереза — негритянка, глупая и тупая. И блондинка, и негритянка, и не имеющая себе равных красавица, и страшная уродина; на рынке о ней судачат не переставая; в забегаловке я слушаю и молчу, кто, как не я, знает о ней всё, не так ли, кум?
О расовой принадлежности Терезы больше я не скажу ни слова, я не побожусь, что она не Янсан, не её двоюродная сестра, может быть, следующая по воде за родственником Огуном. Что же касается вашей собственной национальности, мой уважаемый, не стоит далеко ходить за правдой, я сей же момент могу сказать о главном в бразильской нации. Под белизной кожи я слышу глухой звук негритянских барабанов — вы скорее всего лорд из нации светлых мулатов, так называемых белых баиянцев, это говорю вам я, Камафеу де Ошосси, Оба де Шанго, поселившийся на рынке Модело в бараке Сан-Жорже в городе Баии — пупе земли.
11
Какими же трудными были дни Терезы Батисты, ей приходилось делить их между Жоаной дас Фольяс, Флори Хвастуном, «Весёлым Парижем» и капитаном Жануарио Жерёбой, Жану, как слышалось ей в ласково дующем ветре, в голубином ворковании, в рокоте моря, в любовном шёпоте самой Терезы. Ухаживание поклонников, необходимость посещать кабинет дантиста, настойчивые домогательства Венеранды — всё это делало день Терезы ещё труднее.
Около десяти утра Тереза выходит у ворот дома Жоаны дас Фольяс на остановке, которую специально для неё делает шофёр битком набитого маринетти. К этому часу большая часть работы трудового дня Жоаны уже сделана, нанятый ею парень с корзинками овощей садится в первый маринетти и отправляется к покупателям на многолюдные улицы. Копавшаяся в земле, половшая, собиравшая, удобрявшая ещё до восхода солнца, Жоана теперь идёт мыть руки.
Они с Терезой садятся за обеденный стол, положив на него карандаш, ручку, перья, чернильницу, книгу, тетради, и приступают к работе решительно и настойчиво. Терезе эта работа не в новинку; в Эстансии на тихой улице с редкими прохожими она уже обучала грамоте детей Лулу и Нины, к которым тут же присоединялись двое малышей из дома напротив, чаще всего их становилось семеро, они окружали Терезу, садились вокруг неё на корточки, а она улыбалась им и журила почти по-матерински. В то доброе и весёлое время Тереза сама знала немного и немногому могла научить, тому же, что Тереза знает теперь, она обязана таким счастливым и добрым дням, какими недобрыми и мучительными были все остальные дни её жизни, до и после дома доктора Эмилиано Гедеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26