Или это Гремучая Змея осмелилась приползти в парк? Он поискал ее глазами. Если это так, то он еще раз покажет ей, как воровать яйца, вытаскивать птенцов из гнезд, убивать цыплят и голубок! Но нет, Змеи нигде не было. Полосатый Кот задумался. И вдруг понял, что все убежали, потому что они испугались его самого, его улыбки, его мурлыканья. Печальное это было открытие. Сначала Полосатый Кот нахмурился, но потом лишь махнул хвостом, выражая полное равнодушие к происходящему. Это был гордый кот, не придававший значения мнению окружающих. Он даже подмигнул, немного неестественно, Солнцу, и жест этот, уж совсем неожиданный, так удивил огромный Камень, который уже несколько тысячелетий жил поблизости, что тот, не помня себя, скатился в заросли кустарника.
Полосатый Кот полной грудью вдохнул аромат молодой Весны. Ему было легко и радостно, хотелось смеяться, брести куда-нибудь наугад и даже… поговорить с кем-нибудь. Он оглянулся еще раз, но никого не увидел. Все убежали. Нет, не все. С ветки какого-то дерева на Кота смотрела Ласточка Синья и улыбалась ему.
Издали Ласточку звали к себе ее родители, крича истошными голосами.
И, высунувшись из своих нор, все обитатели парка следили за Ласточкой, улыбавшейся Полосатому Коту. А вокруг была Весна, мечта поэтов.
Опять скобки, представляющие Ласточку Синью.
(Когда она пролетала мимо, веселая и шаловливая, то в парке не было ни одного пернатого существа мужского пола, достигшего совершеннолетия, которое не влюбилось бы в нее. Она была еще очень юной, но, где бы она ни появлялась, тотчас разбивала сердца всем молодым обитателям парка. Ей делали предложения, посвящали поэма. Соловей, знаменитый трубадур, пел серенады под ее окном. А она только улыбалась им всем, дружила со всеми, но не любила никого.
Не зная забот, она порхала по деревьям в парке, любопытная и разговорчивая, чистая душа. По общему мнению, ни в парке, ни во всей округе не было ласточки столь красивой и милой, как Ласточка Синья).

Весна в разгаре

Была Весна, мечта поэтов. И Полосатому Коту захотелось сказать что-то особенное, что-то очень хорошее Ласточке Синье. Он сел на землю, расправил усы и с трудом проговорил:
— Почему ты не убежала, как другие?
— Я? Убежала? Но я не боюсь тебя, а остальные просто трусы. Ты не сможешь меня поймать, у тебя ведь нет крыльев. Ты, котище, глуп даже больше, чем некрасив.
— Я некрасив? — Полосатый Кот рассмеялся смехом таким ужасным, что даже самые смелые деревья, такие как Красный Сандал, гигант, задрожали от страха.
— Она оскорбила его, и он ее убьет, — подумал старый Датский Дог.
Преподобный Попугай — преподобный потому, что одно время учился в семинарии, где зазубрил несколько молитв, да 2-3 фразы по латыни, чем заслужил лестную репутацию эрудита — зажмурил глаза, чтобы не быть свидетелем этой трагедии. Он сделал это по двум причинам: во-первых, он был слишком возбудим и не переносил вида крови, а крови такой красивой жертвы — тем более, а во-вторых, потому что не хотел выступать свидетелем, если дело дойдет до суда (ведь все знают: закон — что дышло) и ему придется выбирать между необходимостью сказать правду и испытать на себе последствия гнева Полосатого Кота, как-то: привлечение за клевету; несколько оплеух, разбитый клюв и кто знает, что еще, — или солгать и гореть на вечном огне, как соучастнику преступления.
Трудное положение, гораздо лучше совсем не смотреть. Так он и сделал, и, помолившись за упокой души Ласточки, пришел к полному примирению со своей совестью.
Сама Ласточка подумала, что переборщила, и, вспорхнув под грузом этих сомнений высоко на ветку, принялась очень кокетливо чистить перышки.
Полосатый Кот все еще улыбался, хотя и чувствовал себя оскорбленным. Но не потому, что Ласточка могла подумать о нем так же, как остальные обитатели парка, а потому что она назвала его некрасивым. А он-то считал себя красавцем-котом, элегантным к тому же.
— Ты находишь меня некрасивым? В самом деле?
— Безобразным! — издали подтвердила Ласточка.
— Я не верю. Только слепец может назвать меня некрасивым.
— Некрасивый и самонадеянный!
Но тут разговор прервался, так как прилетели родители Ласточки, поборов из любви к дочери свой страх перед Котом, и увлекли ее за собой, бранясь и читая нотации. Но Ласточка, улетая, еще успела крикнуть Коту:
— Пока, сеньор Страшила!
Вот с этого-то, немного глупого, разговора и началась история Полосатого Кота и Ласточки Синьи. По правде, история эта, для Ласточки по крайней мере, началась гораздо раньше. И в первой главе мне следовало рассказать, хотя бы вкратце, как жила Ласточка прежде, до этой первой своей встречи с Полосатым Котом, но так как я этого не сделал, пренебрегши старыми, добрыми законами классического повествования, то мне остается лишь прервать свой рассказ и вернуться в прошлое. Конечно, я признаю, что это не лучший способ рассказывать истории. Но моя забывчивость может быть отнесена на счет того смятения чувств, которое начинается с приходом весны у котов и поэтов.
Но лучше уж я буду утверждать, что сделал это намеренно, совершив таким образом революционный переворот в форме и структуре повествования, что обеспечит мне поддержку официальной критики и легионов специалистов-филологов.

Глава первая, отставшая и потерявшая свое место

Ласточка Синья, такая красивая, была немного сумасшедшей. Взбалмошной, лучше сказать. Хотя Ласточка еще посещала птичий университет — где Преподобный Попугай читал закон божий — и была столь юной, что ее уважаемые родители не разрешали ей гулять по вечерам с поклонниками, она уже считала себя достаточно взрослой и гордилась тем, что дружит со всеми обитателями парка:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13