— Я с трудом могу в это поверить! — Стремясь быть более вежливым в беседе со столь обширным существом, Чайм обращался к комнате в целом. — Ив самых дерзких снах не мог я увидеть, что буду разговаривать со зданием.
«Я — не здание. То, что вы называете зданиями — не более чем куски мертвого камня, вами же нагроможденные один на другой. Но я и мои братья — живые существа, и мы приняли этот облик по своей воле».
От гнева Басилевса стены задрожали и мелкая пыль посыпалась с потолка. Эфировидец поспешно извинился — он уже понял, что его новый собеседник до крайности обидчив, Воистину сегодня удивительный день! Сначала — то видение, где впервые перед Чаймом явились светлые силы, потом — чужестранцы, а теперь
— еще одно диво. Голова у юноши кружилась. Он поковылял на кухню, чтобы чего-нибудь поесть. Ведь он не ел со вчерашнего вечера, а путешествия его были далекими и быстрыми — как обычные странствия, так и те, с помощью Второго Зрения. Вернувшись в комнату, усталый Эфировидец уснул, но, проснувшись, сразу вспомнил о чудесном разговоре с Басилевсом.
Что хорошо в мысленном общении — можно одновременно разговаривать и есть. Жуя хлеб с сыром, Чайм спросил:
— Ты говорил о своих братьях — значит, ты не один? «Конечно. Все горы вокруг — Молдай. Твое невежество удивительно, особенно если вспомнить, что ты нередко бываешь еще в одной части моего тела».
Чайм тут же вспомнил Палату Ветров и нахмурился.
— Но как это может быть? Нельзя же находиться и тут и там одновременно?
Басилевс вздохнул.
«Подними руку, — велел он, — твоя рука — часть твоего тела или нет?»
— Ну, конечно, часть.
«Хорошо. Теперь подними вторую. Вот видишь, у тебя две руки, и обе отделены друг от дружки и могут двигаться отдельно, но каждая из них — часть твоего тела. Я живу во всем Пике, Обдуваемом Ветрами, а корни горы, как и самого Молдана, уходят глубоко в землю! И крепость, и башня — все это мое тело, так же, как и те маленькие жилища на склоне».
— Вот как? — Эфировидец давно уже интересовался загадочными сооружениями.
— Но зачем ты их создал? Они в самом деле — жилища, как и выглядят? И для кого же они?
В ответ на Чайма обрушилась такая волна скорби, которую не в силах выносить душа смертного. Обхватив голову руками, юноша застонал, на миг пожалев о своем любопытстве, а Молдан проскрежетал: «Надо рассказать об этом, иначе не будет конца страданиям!» Голосом, исполненным печали, поведал он Эфировидцу о гномах. Маленьком Народе, без которых Молдай не знали полной жизни. «Они были нам как братья, и для них создали мы жилища из наших костей. Мы заботились о них, мы, могучие и мудрые, но неподвижные великаны. А они заботились о нас — возделывали нашу землю и отваживали людей — разрушителей камня. Достигнув зрелости, каждый из них отправлялся странствовать по свету и возвращался — если, конечно, возвращался — с богатыми дарами, с преданиями о героических деяниях, с рассказами о могущественных странах». Молдан помолчал. «И так продолжалось веками — пока не вмешались чародеи, те, кого вы называете Силами!»
Чайм насторожился. Опять Силы? Едва ли это простое совпадение. А Басилевс продолжал:
«В гордыне своей чародеи создали Жезл Земли. Эти мелкие создания безрассудно вторглись в область Высшей Магии, а заодно и в нашу жизнь!»
Здание содрогнулось от ярости Молдана, и Чайм тоже задрожал — от страха.
— А что сделали вы? — спросил он.
«А что же мы могли сделать? Нашими устами были гномы, и мы послали их к чародеям с протестом. Но те сказали, чтобы мы не лезли в чужие дела. А потом… — Дрожь пробежала по каменным стенам. — Потом наступил самый черный день в нашей жизни. Чародеи начали опыты со своим Жезлом, и тогда Габал, самый могущественный из нас, нашел способ овладеть его силой. Он использовал Жезл, чтобы выйти за пределы своей каменной плоти, и стал великаном — в человеческом образе, но величиной с гору. — Басилевс вздохнул. — Но сила Жезла Земли пошла ему не впрок. Он обезумел и стал опасен. Он пожелал создать препятствие между нами и чародеями. В то время Север и Юг были единой землей, но Габал переломил кости земли и создал бездну на месте некогда прекрасной и плодородной страны. — Голос Басилевса стал тихим и очень грустным. — Тысячи жизней унесла морская вода, и я надеюсь, Габал почувствовал боль за каждую из них. Конечно, он был наказан. Объединившись, чародеи вернули себе контроль над Жезлом Земли и с его помощью одолели Габала. Они создали для него самую надежную тюрьму. Они возвели у себя в городе искусственную каменную гору, с башней на вершине и заточили безумный дух Габала, запечатав его в мертвом камне. Потом они явились сюда и разрушили его тело, без всякой надежды на восстановление».
— Стальной Коготь? — воскликнул Чайм, вспомнив о Горе Страданий, лежащей недалеко от Пика, Обдуваемого Ветрами. Ни один ксандимец не осмеливался появляться там. Легенды гласили, что тот, кто провел ночь на Стальном Когте, вернется сумасшедшим, если вообще вернется. Да и одним своим видом гора могла устрашить кого угодно. Чайм не раз слышал, что какой-то катастрофой она была разворочена почти до самого основания и лишь три огромных обломка, словно когти, вздымались к небесам.
«Ты прав, — ответил Басилевс. — Стальной Коготь — останки Габала, некогда самого сильного и прекрасного из нас… Но чародеям этого показалось мало!
Они изгнали за море гномов — наши глаза и уши, единственных, кто (кроме, конечно, самих чародеев) мог понимать нас, — так, чтобы те не смогли вернуться. Чародеи услали их под землю и наложили на них заклятие, благодаря которому они гибнут, если выходят на свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125