ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Старый граф считал себя совершенно свободным от всех обязательств перед нацистским режимом после того, как фюрер беззастенчиво солгал ему, заявив, что не имеет никаких планов, направленных против России[].
Но Деканозов, пораженный откровениями германского посла, тут же заподозрил, что его пытаются обмануть. Точно так же отреагировал и Сталин, заявивший на заседании Политбюро: «Теперь дезинформация вышла на уровень посольств!» Сталин был уверен, что все предупреждения о готовящемся нападении Германии на Советский Союз есть не что иное, как «английская провокация» – составная часть заговора, организованного злейшим врагом Страны Советов – Уинстоном Черчиллем с целью спровоцировать войну между Россией и Германией. А после перелета Рудольфа Гесса в Шотландию подобный «заговор» приобрел в подозрительном мозгу советского лидера все более изощренные зримые очертания.
До самой последней минуты Сталин не желал поверить в возможность вторжения и по-прежнему боялся спровоцировать Гитлера, так что Геббельс, не без некоторого удовлетворения, даже сравнил его с кроликом, загипнотизированным удавом. От пограничников непрерывным потоком шли доклады о том, что в лесах по ту сторону границы слышны звуки прогреваемых танковых моторов. Говорилось, что немецкие саперы наводят понтонные мосты через реки и разбирают проволочные заграждения перед расположением своих войск. Командующий Киевским Особым военным округом предупреждал, что война начнется через считанные часы. Из портов на Балтийском побережье поступили сообщения о том, что германские корабли прекратили погрузку и покинули советские территориальные воды. И несмотря на все, Сталин, этот тоталитарный диктатор, никак не мог увидеть очевидное и поверить, что события могут выйти из-под его контроля.
Только в ночь с субботы на воскресенье после длительного совещания с высшими военачальниками Красной Армии Сталин дал разрешение отправить в штабы западных военных округов закодированное сообщение. В нем говорилось:
«Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.
1. В течение 22-23.06.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников».
Командование ВМФ и некоторые старшие офицеры Красной Армии задолго до этого уже привели вверенные им войска в состояние повышенной боевой готовности, проигнорировав тем самым приказы Сталина, запрещавшие им делать это заблаговременно. Но для многих командиров директива от 21 июня, отправленная незадолго до полуночи, пришла слишком поздно.
В Берлине Бережков потерял всякую надежду связаться с Риббентропом. Неожиданно примерно в три часа ночи на его столе зазвонил телефон. В трубке раздался незнакомый голос: «Господин рейхсминистр фон Риббентроп желает видеть представителей Советского правительства в здании Министерства иностранных дел на Вильгельмштрассе».
Бережков объяснил, что ему понадобится время, чтобы разбудить посла и заказать автомобиль.
– Автомобиль рейхсминистра уже ждет возле вашего посольства. Господин Риббентроп желает видеть представителей Советского посольства немедленно.
За оградой посольства Деканозов и Бережков увидели ожидавший их у тротуара черный лимузин. У его открытой дверцы стоял человек в мундире чиновника Министерства иностранных дел. Еще один в эсэсовской форме сидел рядом с водителем. Когда поехали, Бережков обратил внимание, что за Бранденбургскими воротами, над деревьями Тиргартена, в небе уже появилась алая полоска зари. Наступало утро.
Подъехав к зданию министерства на Вильгельмштрассе, советские представители увидели снаружи большую толпу. Вход в министерство был ярко освещен софитами представителей прессы. Журналисты мгновенно окружили советских дипломатов, практически ослепив вспышками своих фотокамер. Столь неожиданный прием заставил Бережкова предположить самое худшее, однако Деканозов казался совершенно невозмутимым, очевидно, по-прежнему пребывая в полной уверенности, что между Германией и Россией сохраняется мир.
Советский посол при его росте метр пятьдесят, с маленьким крючковатым носом и несколькими прядями темных волос, зачесанных поверх лысой макушки, был не очень впечатляющей фигурой. Когда Гитлер принимал его в первый раз, то специально дал ему в сопровождающие двух самых высоких эсэсовцев, видимо, чтобы резче подчеркнуть контраст. И все-таки этот невысокий грузин был смертельно опасен для тех, кто находился в его власти. За свою деятельность на Кавказе в период гражданской войны он получил прозвище «Бакинский палач», И даже здесь, в Берлине, в здании посольства, у него имелся отдельный кабинет (он же камера пыток), сооруженный в подвале и приспособленный для допросов тех, кого заподозрят в предательстве.
Ожидавший советского посла Риббентроп в это время ходил по своему кабинету, словно лев в клетке, и усиленно пытался придать себе вид государственного деятеля «накануне принятия важного решения», приберегаемый им для особо торжественных случаев.
«Фюрер абсолютно прав, приняв решение напасть на Россию, – снова и снова повторял он, словно пытаясь убедить самого себя. – Русские, без сомнения, сами бы напали на нас, не сделай мы этого первыми».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Но Деканозов, пораженный откровениями германского посла, тут же заподозрил, что его пытаются обмануть. Точно так же отреагировал и Сталин, заявивший на заседании Политбюро: «Теперь дезинформация вышла на уровень посольств!» Сталин был уверен, что все предупреждения о готовящемся нападении Германии на Советский Союз есть не что иное, как «английская провокация» – составная часть заговора, организованного злейшим врагом Страны Советов – Уинстоном Черчиллем с целью спровоцировать войну между Россией и Германией. А после перелета Рудольфа Гесса в Шотландию подобный «заговор» приобрел в подозрительном мозгу советского лидера все более изощренные зримые очертания.
До самой последней минуты Сталин не желал поверить в возможность вторжения и по-прежнему боялся спровоцировать Гитлера, так что Геббельс, не без некоторого удовлетворения, даже сравнил его с кроликом, загипнотизированным удавом. От пограничников непрерывным потоком шли доклады о том, что в лесах по ту сторону границы слышны звуки прогреваемых танковых моторов. Говорилось, что немецкие саперы наводят понтонные мосты через реки и разбирают проволочные заграждения перед расположением своих войск. Командующий Киевским Особым военным округом предупреждал, что война начнется через считанные часы. Из портов на Балтийском побережье поступили сообщения о том, что германские корабли прекратили погрузку и покинули советские территориальные воды. И несмотря на все, Сталин, этот тоталитарный диктатор, никак не мог увидеть очевидное и поверить, что события могут выйти из-под его контроля.
Только в ночь с субботы на воскресенье после длительного совещания с высшими военачальниками Красной Армии Сталин дал разрешение отправить в штабы западных военных округов закодированное сообщение. В нем говорилось:
«Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.
1. В течение 22-23.06.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников».
Командование ВМФ и некоторые старшие офицеры Красной Армии задолго до этого уже привели вверенные им войска в состояние повышенной боевой готовности, проигнорировав тем самым приказы Сталина, запрещавшие им делать это заблаговременно. Но для многих командиров директива от 21 июня, отправленная незадолго до полуночи, пришла слишком поздно.
В Берлине Бережков потерял всякую надежду связаться с Риббентропом. Неожиданно примерно в три часа ночи на его столе зазвонил телефон. В трубке раздался незнакомый голос: «Господин рейхсминистр фон Риббентроп желает видеть представителей Советского правительства в здании Министерства иностранных дел на Вильгельмштрассе».
Бережков объяснил, что ему понадобится время, чтобы разбудить посла и заказать автомобиль.
– Автомобиль рейхсминистра уже ждет возле вашего посольства. Господин Риббентроп желает видеть представителей Советского посольства немедленно.
За оградой посольства Деканозов и Бережков увидели ожидавший их у тротуара черный лимузин. У его открытой дверцы стоял человек в мундире чиновника Министерства иностранных дел. Еще один в эсэсовской форме сидел рядом с водителем. Когда поехали, Бережков обратил внимание, что за Бранденбургскими воротами, над деревьями Тиргартена, в небе уже появилась алая полоска зари. Наступало утро.
Подъехав к зданию министерства на Вильгельмштрассе, советские представители увидели снаружи большую толпу. Вход в министерство был ярко освещен софитами представителей прессы. Журналисты мгновенно окружили советских дипломатов, практически ослепив вспышками своих фотокамер. Столь неожиданный прием заставил Бережкова предположить самое худшее, однако Деканозов казался совершенно невозмутимым, очевидно, по-прежнему пребывая в полной уверенности, что между Германией и Россией сохраняется мир.
Советский посол при его росте метр пятьдесят, с маленьким крючковатым носом и несколькими прядями темных волос, зачесанных поверх лысой макушки, был не очень впечатляющей фигурой. Когда Гитлер принимал его в первый раз, то специально дал ему в сопровождающие двух самых высоких эсэсовцев, видимо, чтобы резче подчеркнуть контраст. И все-таки этот невысокий грузин был смертельно опасен для тех, кто находился в его власти. За свою деятельность на Кавказе в период гражданской войны он получил прозвище «Бакинский палач», И даже здесь, в Берлине, в здании посольства, у него имелся отдельный кабинет (он же камера пыток), сооруженный в подвале и приспособленный для допросов тех, кого заподозрят в предательстве.
Ожидавший советского посла Риббентроп в это время ходил по своему кабинету, словно лев в клетке, и усиленно пытался придать себе вид государственного деятеля «накануне принятия важного решения», приберегаемый им для особо торжественных случаев.
«Фюрер абсолютно прав, приняв решение напасть на Россию, – снова и снова повторял он, словно пытаясь убедить самого себя. – Русские, без сомнения, сами бы напали на нас, не сделай мы этого первыми».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23