Одни из них группировались, образуя новое ядро, другие постепенно удалялись и гасли, как будто сама энтропия, гигантская черная корова, меланхолично слизывала их шершавым языком.
Духовые смолкли, и клубящееся звездное облако тут же исчезло, утонуло во мраке. Какое-то время еще слышался шорох струнных, затем наступила тишина.
Ворохова вывел из оцепенения голос Леонида Сергеевича:
— Молчание, конечно, золото, но все же осмелюсь попросить вас высказать свое мнение. Вам понравилось?
— Необычайно! — выдохнул Ворохов.
— Правда? Вы пейте кофе, пейте. Даже не притронулись! А позвольте вас спросить, Андрей Витальевич: что вы ощущали, слушая мою музыку? Видите ли, я задаю этот вопрос всем и собрал уже целую коллекцию ответов.
— Думаю, сейчас она пополнится, потому что… — Черт возьми! Не знаю, как вы этого добились, но я как будто увидел эпизод из своей же книги. Причем самый трагический — столкновение двух галактик. Описывая эту катастрофу, я выжал из себя все, на что был способен. Но теперь, послушав то, что сотворили вы… Снимаю шляпу!
— Столкновение галактик… Очень любопытно! А вы, Маргарита Николаевна?
Марго неожиданно засмущалась.
— Знаете… Это тоже была катастрофа, но, смею вас уверить, ни одной звезды не пострадало. Не могу рассказать, что именно я увидела, потому что это… потому что это очень личное.
«Неужели моя безумная гипотеза об универсальной музыке подтверждается?» — подумал он.
— Есть рассказ о человеке, который задался целью сочинить абсолютную мелодию. У него, правда, ничего не получилось. Пытаетесь идти тем же путем?
— Ну что вы! Даже голову себе никогда не забивал подобной чепухой. Ничего абсолютного быть не может.
— Тогда скажите, что же именно вы хотели изобразить. Каков был ваш замысел?
— Вы можете мне не поверить, но никаких программных задач я перед собой не ставил. А эту вещь назвал совершенно нейтрально: «Композиция номер семь». Не «Шторм», не «Горный поток», не «Извержение вулкана» и уж тем более не «Гибель галактики».
— Вы хотите сказать…
— Вот именно! Ни о каких космических катастрофах я не задумывался, вообще не пытался создать какой-либо зрительный образ. Музыка сама возникала у меня в голове, и мне оставалось только переносить ее на нотные листы. Бывало, так творили и великие композиторы — им казалось, что кто-то вкладывает в их мозг готовую мелодию. Конечно, на самом деле это не так. Любое удачное сочетание нот — это результат огромной умственной работы, порой на уровне подсознания, что многими и воспринималось как общение с «мировым разумом».
— Но у меня-то образ возник!
— Ничего удивительного. Это исключительно ваша субъективная «картинка». Знаете, что, например, вижу я, когда слушаю «Героический этюд» Скрябина? Ни за что не догадаетесь. Вращающуюся спираль ДНК! Как вы понимаете, замысел Александра Николаевича был несколько иным…
Ворохов наконец-то отхлебнул остывший кофе.
— Вы тут упомянули о великих. А не хочется самому встать в эту почетную шеренгу? Мне кажется, если бы вы широко пропагандировали свою музыку, посылали сочинения ведущим музыкантам, их бы уже исполняли по всему миру.
Леонид Сергеевич улыбнулся — очень странно, как будто знал некую высшую тайну.
— А зачем? — спросил он. Ворохов опешил.
— Как это зачем? Да я бы ничего не пожалел!.. Гудков снова улыбнулся:
— Суета сует и всяческая суета!
Таким же тоном Эйнштейн мог бы сказать: «Да что там теория относительности, вы лучше послушайте, как я играю на скрипке!»
— Уверяю вас, — продолжал Леонид Сергеевич, — на всей планете найдется не так много людей, способных воспринимать мою музыку. Во всяком случае, никак не больше нескольких сотен человек. Те, кому она по зубам, рано или поздно все равно ее услышат. Многие уже слышали. А слава, положение в обществе… Не знаю, может быть, для вас это и важно. Для меня — нет. Я живу, как хочу, сочиняю то, что хочу — чего же больше? Работа у меня есть, ни в чем особенно не нуждаюсь. Общаюсь с приятными мне людьми, иногда путешествую. Думаю, — что немало!
Гудков говорил загадками. Откуда он мог знать, сколько меломанов примут на «ура» его «спиральную» музыку? Проводил социологические исследования? Смешно! Руководствовался интуицией? Но это слишком уж ненадежная штука, тут немудрено ошибиться на порядок-другой. И почему он был так уверен, что его творения, никем не афишируемые, дойдут до тех, кому предназначены? Несколько сотен человек — и он этим доволен… Да, некоторым художникам присущ такой мазохизм: пусть меня освистывают и оплевывают профаны — это лучшее подтверждение того, что я гений, доступный лишь вкусам интеллектуальной суперэлиты.
Андрей посмотрел на Марго и поразился: она улыбалась так же таинственно. «Точно — гнездо заговорщиков! — вспомнил он свои недавние опасения. — Конечно, литературные интересы — это только прикрытие. Наверное, они действительно собирают под свое крыло всех непризнанных гениев, до которых могут дотянуться. Вот забавно! Значит, и Кирилл Ильич — гений? И Марго? Черт, а почему бы нет? Вот только бы знать, в какой области…»
— Если не возражаете, — прервал его размышления Гудков, — я поставлю еще одну свою композицию. Впрочем, вы, кажется, хотите у меня что-то спросить?
— Хочу. Сдается мне, Леонид Сергеевич, что вы ведете здоровый образ жизни, ненавидите телерекламу и популярную музыку, в грош не ставите прорицателей, презираете политиков. Угадал?
— Рад, что вы начинаете кое-что понимать. Со временем узнаете больше. Хочу добавить, что я материалист до мозга костей — так же, как и вы, верно?
Рука Ворохова непроизвольно дернулась, и часть кофе немедленно выплеснулась ему на брюки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88