Извечный «шарм» родни Марка – вежливость сквозь зубы, невидимые шипы, вонзаемые в чью-то живую плоть, – был для нее просто невыносим. Динна так и не смогла завоевать их одобрение. Мать Марка этого даже не скрывала. Помимо всего прочего, Динна была американкой и к тому же слишком молодой, чтобы составить подходящую партию Марку. Но хуже всего то, что она была нищей дочерью некоего экстравагантного бродяги. Этот брак не прибавил Марку веса в обществе – не то что самой Динне. Его родные считали, что именно поэтому она за Марка и ухватилась. Они очень старались не упоминать об этом обстоятельстве вслух – во всяком случае, упоминать как можно реже. В конце концов Динна решила, что с нее хватит, и перестала совершать ежегодное летнее паломничество на мыс Антиб. Теперь Пилар ездила к родственникам одна, и ей это нравилось, потому что она была одной из них.Динна облокотилась о перила и подперла рукой подбородок. В бухту медленно входило грузовое судно. Глядя на него, она невольно вздохнула.– Мама, тебе здесь не холодно?Голос дочери был таким же ледяным, как плитки пола. Пилар разговаривала с ней как с ненормальной, которой взбрело в голову выйти на террасу в халате, да еще и босиком. Динна бросила еще один взгляд на корабль и, улыбнувшись, медленно повернулась к дочери.– Вообще-то нет, мне здесь нравится. Кроме того, я не нашла своих шлепанцев.Обращаясь к дочери, Динна сохраняла на лице улыбку и смотрела прямо в ее сияющие голубые глаза. Пилар являла собой полную противоположность матери. У нее были белокурые волосы самого светлого золотистого оттенка и невероятно голубые, словно переливающиеся, глаза, а ее нежная кожа как будто светилась изнутри. Пилар была почти на голову выше матери и во всем, в чем только возможно, была копией Марка-Эдуарда. Однако она не обладала присущей ему аурой власти, это должно прийти позже, и если Пилар хорошо усвоила уроки бабушки и многочисленных теток, то она научится скрывать свою властность так же умело, как они. Марк-Эдуард был далеко не столь искусен в этом умении, да у него и не было в этом необходимости, ведь он мужчина. Но женщинам Дюра полагалось играть тоньше. Сейчас Динна уже мало что могла с этим поделать, разве что держать Пилар подальше от родных, но и это было бы бесполезно. И сама Пилар, и Марк, и бабушка – все они совместными усилиями устраивали так, чтобы девочка проводила почти все время в Европе. И сходство Пилар с бабушкой не было простым подражанием, оно основывалось на чем-то глубинном, что было у нее в крови. Динне оставалось только смириться с тем, чего она не в силах была изменить. Она и смирилась, но не переставала удивляться тому, насколько горько и болезненно ее разочарование. Не было ни единой минуты, когда бы она оставалась равнодушной, когда бы ей было все равно. Она постоянно остро чувствовала потерю Пилар. Всегда.И вот сейчас Динна улыбнулась и посмотрела на ноги дочери – на них были те самые пропавшие шлепанцы.– Я вижу, их нашла ты.Динна шутила, но в ее глазах застыла непроходящая боль. Страдание, которое она старалась скрывать под маской юмора.– Это что, юмор, мама? Мне положено засмеяться? – Было раннее утро, около половины восьмого, а на лице Пилар уже появилось воинственное выражение. – Я не нашла ни одного приличного свитера, а мою черную юбку, которую ты отдала портнихе, еще не принесли обратно.Очень серьезное обвинение. Пилар отбросила назад длинные прямые волосы и сердито посмотрела на мать. Ее ярость всегда удивляла Динну, она не могла понять, что это. Подростковое неповиновение? Или девочка просто не желала делить с ней Марка? Если так, то тут Динна ничего не могла поделать. Во всяком случае, сейчас. Возможно, когда-нибудь позже, лет через пять, ей еще представится возможность вернуть дочь, стать ей другом. Динна жила этой мыслью, надежда все же не покидала ее.– Юбку вчера привезли, она висит в гардеробе в холле. А свитера уже лежат в твоем чемодане. Маргарет вчера их упаковала. Ну что, это решает твои проблемы?Динна говорила с дочерью мягко: несмотря ни на что, Пилар была и навсегда останется ребенком ее мечты, даже если эти самые мечты рассыпались в прах.– Мама! Ты меня не слушаешь! – Динна на минутку отвлеклась, и Пилар тут же заметила это и пронзила ее взглядом. – Я спросила, куда ты дела мой паспорт.Зеленые глаза Динны встретились с голубыми глазами Пилар и несколько мгновений удерживали их взгляд. Динне хотелось что-нибудь сказать, что-то правильное, но она ответила только:– Твой паспорт у меня, я отдам его тебе в аэропорту.– Я вполне в состоянии сама о себе позаботиться.– Нисколько в этом не сомневаюсь. – Динна вернулась в студию, избегая встречаться взглядом с дочерью. – Завтракать будешь?– Позже, сначала мне нужно вымыть голову.– Я попрошу Маргарет подать тебе завтрак в спальню.– Отлично.Пилар ушла. Унеслась, как яркая стрела юности, снова, в который уже раз, пронзив сердце Динны. Как мало нужно для того, чтобы причинить ей боль. Пилар не сказала ничего особенного, но Динну больно ранила пустота, которая стояла за ее словами. Она чувствовала, что должно быть что-то еще, не для того же люди заводят детей, чтобы в конце концов получить от них такое вот отношение. Иногда Динна спрашивала себя, как бы сложились ее отношения с сыновьями. Может быть, дело не в детях вообще, а конкретно в Пилар? Возможно, девочке оказалось не по силам разрываться между двумя странами, двумя мирами?На письменном столе негромко зажужжал телефон. Динна вздохнула и села за стол. Звонок внутренний, наверняка это Маргарет – интересуется, не подать ли ей кофе в студию. Когда Марк бывал в отъезде, Динна часто ела одна в студии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16