Автором замысла был командующий. Тонким стилистом и исполнителем был начальник разведки. – Басаеву станет известно, что один из офицеров штаба за немалые деньги, сто или двести тысяч долларов, покажет безопасный проход. Басаев несомненно станет щупать коридоры, посылать группы разведки. Мы обеспечим сравнительно беспрепятственный проход этих групп. Радиоперехваты свидетельствуют, что Басаев и другие командиры близки к тому, чтобы принять решение на прорыв. Мы подтолкнем его к этому решению. Мы подбираем офицера, который сделает Басаеву выгодное денежное предложение.
– Басаев – чуткий и осторожный зверь. Он-то и есть настоящий волчара!.. – Командующего раздражала простота и спокойная отточенность, с которой докладывал начальник разведки. – Он, как волк, учует железо капкана и не наступит!.. Его надо усыпить, обмануть, отвлечь!.. Он за версту угадает подвох!.. Он столько раз выходил из смертельного кольца в Абхазии, в Буденновске, в Ботлихе!.. Он заговоренный, зверюга!.. Его не берет ни пуля, ни бомба, ни сверхточная ракета!.. Надо досконально знать все его повадки, все норы, все звериные тропы!.. Надо знать, как он рвет горло жертве!.. Как слизывает кровь с губ!.. Где закапывает кость!.. Я его, волчару, добуду!.. Я с него шкуру сдеру, постелю у порога и ноги вытирать стану!.. За Буденновск, за русских беременных баб, за Майкопскую бригаду, за поруганную русскую честь!.. Я его, курву, достану!..
Командующий преобразился от ненависти. Лицо его помолодело и разрумянилось, как на морозе. Глаза, обычно сощуренные, прикрытые мохнатыми бровями, раскрылись. Были синие, яркие, гневные. Он легко поворачивал могучее натренированное тело. В его движениях появилась ловкость ставящего петли ловца. Угадав впечатление, которое он производил на присутствующих, ненавидя, веселясь, зная коварную силу и вероломство противника, сознавая свое над ним превосходство, он произнес: – Как там в басне Крылова? «Ты сер, а я, приятель, сед…» Вот мы и столкнем его, зверюгу, в волчью яму!..
– Чтобы не было утечек, Анатолий Васильевич, – генерал-лейтенант, штурмующий Грозный, наставительно и одновременно с едва заметной симпатией обратился к начальнику разведки, – минимум посвященных.
– О плане в целом знаем только мы, здесь присутствующие, – сухо ответил полковник. – С командирами полков работают мои люди, не посвященные в операцию. Агентурный контакт проходит под моим личным контролем. Хочу повторить, товарищ генерал, что следует усилить давление на противника в направлении от центра к Заводскому району, побуждая его идти на прорыв.
– Давление будет усиливаться. Сегодня мы взяли четыре дома, дошли до сквера. – Генерал-лейтенант повернулся к командующему. – Завтра, я полагаю, будет взят еще один жилой дом и Музей искусств… Ведь там у вас, на этом направлении, сын воюет. – Генерал-лейтенант обратил эти слова к полковнику, неуловимо выражая свое сочувствие, благодарность, уверенность, что не случится беды. – Все у него нормально?
– Так точно, – сухо ответил полковник.
Они стояли над картой. Город был похож на лист лопуха, в котором истлела живая ткань, но сохранились бесчисленные омертвелые сосуды и жилки. Сквозь город, напоминая стебель мертвой ботвы, извивалась Сунжа. Через предместья и окраины река истекала на равнину. Вдоль Сунжи, мимо нефтехранилищ, стальных резервуаров и башен, на стыке первого и десятого полков, готовился коридор. Создавались подразделения быстрого минирования. Выстраивались огневые точки. Пристреливались цели. Сосредоточивались минометные и артиллерийские батареи. Сюда, на этот заснеженный берег, вдоль медлительной черной воды, выманивался Басаев. Выдавливался штурмовыми группами. Вытеснялся артналетами и бомбардировками. Тонко высвистывался манками ложных радиообменов и агентурных донесений.
Начальник разведки рассматривал карту города, держа в сознании множество данных и сведений, наименований и чисел, кодов и позывных, И среди этой многомерной, напоминающей голограмму картины присутствовала драгоценная, живая ее сердцевина. Его сын, командир взвода, находившийся вместе со своей штурмовой группой в районе сквера, неподалеку от Музея искусств, которой завтра предстояло атаковать в интересах разведоперации.
– Ну что! – командующий громко хлопнул сильными белыми ладонями. – Перейдем к последней и самой приятной части нашей программы!.. Поздравим Владимира Анатольевича с днем рождения!.. – Он приобнял генерал-майора, его сутулые крепкие плечи, и громко позвал порученца: – Назаров!..
Тот вырос из-под земли, и командующий, пародируя сказку про скатерть-самобранку, шевеля в воздухе растопыренными пальцами, сказал:
– Сообрази нам, Назаров, что-нибудь эдакое!.. По случаю дня рождения Владимира Анатольевича!..
– Есть коньячок, осетринка!.. – с веселой готовностью сказочного молодца отозвался порученец.
– Ну и неси, что Бог послал!
– Прикажете рюмки или фужеры?
– Да хоть и фужеры!.. Лишь бы не проливалось!..
Казалось, порученец отсутствовал секунду. Появился с подносом, на котором стояла толстобокая бутылка французского коньяка, тарелки с осетриной, красными лепестками семги, пять круглых фужеров и маленькие серебряные вилочки. Ловким жестом любезного официанта поставил поднос на стол рядом с картой.
– Прикажете разлить, товарищ командующий? – И, дождавшись кивка, с наслаждением стал наполнять фужеры светящимся золотистым напитком.
– Дорогой Владимир Анатольевич. – Командующий, не прикасаясь к фужеру, лишь весело поглядывая на стеклянный золотистый сосуд, обратился к имениннику, который, ожидая поздравлений, взволнованный и серьезный, вытянул руки по швам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16