Потом это кланканье прекратилось, слышался только стон ветра «ю-ии-ии» и «хикетипшоу... хок». Мы находились в воздухе.
Половина пятого. Вейнад дал мне мотоциклетные защитные очки; я сразу же их надел. Через пару минут все вроде бы стабилизировалось. /Стук и грохот, но мы летим. Высоко. Я снова начал думать, что на свете нет ничего невозможного.
Если моя затея не удастся, то вдобавок ко всем тем преступлениям, в которых меня подозревали, мне добавят еще пару десятков. Возможно, наказанием будет немедленная казнь.
Я открыл молнии на своем мешке и бросил последний взгляд на плоды своего труда. Это должно быть правдой.
В «Браун-мотеле» в один миг все стало ясно, как погожий день без смога. Мне помогли слова Эмерсона.
Я должен убедить большинство в своей правоте. Задача ясна: единственное, что для этого требуется, это сказать правду. Поэтому я сел и все записал.
Как меня поняли, о разговоре с Себастьяном, Мордехаем Питерсом, Джонни Троем. Даты пребывания Фрэнсиса Бойля в тюрьме и дату создания пластинки «Аннабел Ли». Признание Тони Ангвиша. Заявление Джо Раиса, что он пожертвовал 200 тысяч долларов для проведения кампании за Хамбла. Я обвинил Юлиуса Себастьяна, Мордехая Питерса и Гарри Вароу в том, что они сделали лживые заявления в телевизионной передаче. Я включил только те факты, которые были мне хорошо известны. Материала набралось достаточно.
Оставалось позаботиться, чтобы материал дошел до людей. История требовала слова. И я придумал способ сказать полиции, газетам и общественности одновременно.
Мне напечатали девять тысяч листовок.
Длительная остановка, о которой я упоминал, была в типографии, с которой я имел дело на протяжении ряда лет. Владелец меня хорошо знал: конечно, понадобился чек на солидную сумму, зато все было сделано быстро и со знанием дела. Листовки — в половину газетного листа, — для меня напечатали 9 тысяч и «для внутреннего пользования» — еще несколько сотен. Я не сомневался, что он использует их так, как надо. Потом я нанял самолет.
Ну и собирался приступить к завершающему шагу. Я вытащил один из листков. Крупными буквами черным сверху было напечатано:
СЕКС — УБИЙСТВО — ИЗНАСИЛОВАНИЕ — МАФИЯ ЧИТАЙТЕ ВСЕ О ПОЛИТИКЕ! Возможно, я включил все же один собственный вывод, но только в качестве подтекста.
Для того, чтобы не сомневаться, что листовки будут читать и передавать из рук в руки, я подписался под текстом такими же крупными буквами:
ШЕЛЛ СКОТТ.
Вейнаду я просто сказал, чтобы он летел в сторону Лос-Анджелеса, и теперь я уже мог видеть высокую башню Сансси-Вайн, здание Федерального банка Лос-Анджелеса, дальше к центру, на углу Сансет и Вайна. Мы пролетели немножечко левее, между углом Голливудского шоссе и Вайна. Сердце Голливуда. Подходящее место для начала.
Я взял две пригоршни листовок и перебросил их через борт. Ветер вырвал из рук листовки: они потянулись длинной вереницей к Голливуду. Пусть себе летят.
Ветер на мгновение прижал несколько листовок к борту. И тут же их сдуло, и, разъединившись, листовки запорхали белыми крупными мотыльками над городом.
Итак, пути к отступлению отрезаны.
Мне удалось это сделать.
Виктор Вейнад повернул голову назад и заорал, перекрывая шум и свист ветра:
— Черт возьми, что. вы делаете?
— Я уронил маленькие кусочки бумаги, — ответил я.
— Маленькие?
— О'кей, я уронил большие кусочки бумаги. Он кивнул, внимательно глядя на меня.
— Следите, куда мы летим! — крикнул я.
Он пожал плечами, повернулся, и мы полетели дальше, «хикети-хок», к Лос-Анджелесу. Под нами был Голливудский Фривей, забитый транспортом, спешившим в оба конца. Я швырнул две пригоршни листков. У меня их было много. Когда мы приблизились к Сити-Холлу, административному центру, управлению полиции, я удвоил порции. Оглянувшись назад, я увидел, что на Фривей образовалась черт знает какая пробка. Движение остановилось. Не из-за моих ли мотыльков? Похоже, что так.
Покружившись над полицейским управлением, мы описали дугу над городом. Я не жалел листовки. Фил Сэмсон скоро будет читать речь в мою защиту. Я отыскал Гамильтон Билдинг на Бродвее, между Третьей и Четвертой улицами, где находился мой офис, и попросил Вейнада лететь пониже. Сентиментальный жест.
Мы повернули назад, к нашей «взлетной полосе».К этому времени я уже добрался до дна своего объемистого мешка и собрал последнюю горсть, когда мы снова летели над Голливудом. Впереди виднелись зеленые контуры огромной площадки для гольфа, серые полоски проходов, изумрудные лужайки, темно-зеленые кустарники и бежевые скамейки. Малюсенькие люди внизу занимались суровой борьбой с невидимыми с неба мячами, думая только об очках и общем счете. Скорее из
озорства выделил и для них пару десятков своих листовок. Возможно, они долетят до сельского клуба. Ну и в добрый путь.
Под нами — миллионы людей; многие из них не получили мое послание. На некоторых оно произвело впечатление; другие пожали плечами. «Ну и что же?», но задумались; третьи возненавидели меня еще больше. Глупо надеяться, что все сразу поверят. Потребуется время, чтобы принять правду. Большинство пока считают меня убийцей, выродком, чудовищем. Ненависть, ненависть, ненависть...
Хорошо, что я нахожусь вне пределов досягаемости.А затем... Двигатель издал какой-то грозный звук. Я с самого начала ждал катастрофы — и перепугался. Вместо почти убаюкивающего «хикети-хок-хокет» он стал выстукивать «хик-хик-хок», затем завыл «ппшоу-о-оу», а закончил одним «ппппп».
Вейнад повернул голову назад и сказал:
— Я этого опасался.
Его самоуверенный залихватский вид куда-то исчез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45