— Тебя не было вчера вечером дома, — продолжил я. — Я разыскивал тебя.
— Я уехал из города, как только услышал. Кое-кто позвонил мне насчет смерти Аль Зета, друг из прошлого, и я знал, что это сделал Падд. Никто другой бы не отважился пойти против старика.
— Ты где?
— В Нью-Йорке.
— Полагаешь, тебе удастся затеряться там, Мики?
— У меня здесь много друзей. Я звякну кое-кому и посмотрю, чем они смогут мне помочь.
— Мы должны поговорить поподробнее до того, как ты исчезнешь. У меня такое чувство, что ты рассказал мне не все из того, что тебе известно.
Я думал, что он будет возражать. Но он, наоборот, согласился:
— Кое-что мне известно, кое о чем я могу только догадываться.
— Встретимся. Я приеду к тебе.
— Я не знаю...
— Мики, ты собираешься бегать от этого парня всю оставшуюся жизнь? Это звучит не очень оптимистично.
— Это лучше, чем быть мертвым, — его голос выдавал неуверенность.
— Ты знаешь, чем он занимается, не так ли? — не сдавался я. — Ты знаешь, что значит быть на заметке. Ты легко можешь себе это вообразить.
Он ответил не сразу, и я почти готов был услышать, что связь оборвалась.
— Клойстеры, — вдруг сказал он. — В десять завтра. Это выставка в Министерстве финансов. Возможно, ты захочешь бегло осмотреть ее перед тем, как я появлюсь. Но, если ровно в десять тебя там не будет, я уйду. Ты никогда больше меня не увидишь.
С этими словами он повесил трубку.
* * *
Я заказал билеты на рейс «Дельты», прибывающий в аэропорт Ла-Гардия, потом позвонил Эйнджелу и Луису в Копли. Мы с Рейчел встретились с ними за чашечкой кофе в кафе на Ньюбери, откуда я заказал такси до аэропорта Логана. К половине второго я был в Нью-Йорке и поселился в номере на двоих в «Ларчмонт» на Западной 11-й улице в районе Виллидж. Гостиница «Ларчмонт» не относилась к разряду заведений, которые предпочитают люди вроде Доналда Трампа, но была чистой, недорогой и, в отличие от большинства нью-йоркских отелей эконом-класса, номер на двоих в ней не был таким крошечным, чтобы желающий переодеться выходил в коридор. К тому же входная дверь в гостиницу запиралась на замок, охранялась сигнализацией и привратником размером с огромный дом, так что нежелательные посещения были сведены к минимуму.
В городе стояли дикая жара и влажность, и к тому времени, как я добрался до отеля, я был мокрым насквозь. К ночи обещали перемену погоды, но до этого все кондиционеры в городе будут включены на полную мощность, в то время как бедолаги, которым такое не по карману, удовольствуются дешевыми вентиляторами. Быстро ополоснувшись в душе, я взял такси до Западной 89-й улицы. Б-Най-Езурун — синагога, в которой служил Джосси Эпштейн, — располагалась здесь же, около Клермонтской академии верховой езды, и, раз уж я на Манхэттене, почему бы не разузнать немного больше об убитом раввине. Шум голосов детей, выходящих из дверей начальной школы № 166 после занятий, эхом отдавался у меня в ушах, пока я подходил к зданию синагоги, но это была напрасная поездка. Никто в Б-Най-Езурун не был в состоянии рассказать мне больше, чем я уже знал о Джосси Эпштейне, и меня отослали в Оренсанс-Центр на Норфолк-стрит в Нижнем Ист-Сайде, куда Эпштейн был переведен, потерпев поражение от ортодоксов в общине Верхнего Вест-Сайда.
Чтобы не застрять в пробках в час пик, я спустился в метро и проехал Бродвей и Восточный Хьюстон, затем миновал Дели и прилавки торговцев всяким барахлом, замаскированным под антиквариат, магазин Каца и, наконец, добрался, до Норфолк-стрит. Это было сердце Нижнего Ист-Сайда — место, которое когда-то заполняли школяры и ешивы противоположного хасидам еврейского течения из Литвы, а также остатки первой волны русских евреев, которые были приняты уже осевшими здесь евреями из Германии и Восточной Европы. Говорят, что Аллен-стрит исконно принадлежала русским, потому что здесь было очень много русских евреев. Люди из одного города создавали землячества, становились торговцами, скопившими столько денег, что их дети могли посещать колледжи и занять более высокое положение в обществе. Они с трудом переносили вынужденное соседство с ирландцами и дрались с ними на улицах.
Сейчас эти времена давно в прошлом. До сих пор сохранились рабочие артели на Гранд-стрит, несколько еврейских книжных магазинчиков и мастерские по изготовлению ермолок между улицами Хестер и Дивижн, одна-две хорошие пекарни, кошерные вина Шапиро и, конечно, магазин Каца — последний старомодный магазин деликатесов, сейчас обслуживающийся в основном доминиканцами. Большинство же ортодоксальных евреев переехали в районы Борроу-парк и Вильямсбург или в Кроун-Хейтс. Те немногие, кто остался, были слишком бедны или слишком упрямы, чтобы перебраться в один из пяти районов Нью-Йорка или Майами.
Оренсанс-Центр, самая старая из сохранившихся в Нью-Йорке синагог, известная раньше как Ан-ше Чезед — Люди Добра, казалось, принадлежит другим, давно прошедшим временам. Она была построена берлинским архитектором Александром Зельтцером в 1850 году для немецкой еврейской общины. В качестве образца был взят кафедральный собор в Кёльне, он доминировал на Норфолк-стрит, как напоминание о том, что прошлое все еще рядом с нами.
Я вошел в боковую дверь, пересек темный вестибюль и оказался в неоготическом главном холле среди элегантных балконов и колонн. Рассеянный свет проникал сквозь витражи, раскрашивая интерьер в цвета старой бронзы и отбрасывая цветные тени на цветы и белые ленты — остатки свадебной церемонии, которая проходила здесь несколько дней назад. В углу невысокий человек с седой головой, одетый в голубой комбинезон, сгребал бумажные украшения и битые стекла в угол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117