— Не стану вновь оправдываться, — продолжал Майлс невыразительным голосом. — Если ты мой друг, то в этом нет необходимости. И ей-богу, не стоит защищать меня только потому, что являешься моим другом. Выслушай меня. Может быть, я не знаю, что у нее на уме, но я знаю ее привычки. Я волнуюсь только потому, что именно она, из-за своей изменившейся внешности, захочет уехать. А от себя убежать трудно.
— Но ведь она же не настолько тщеславна? — воскликнул Гарри.
— Я не настолько хорошо знаю миледи, — вступила в разговор миссис Фарроу, — но я достаточно знаю женщин. Даже жена фермера будет переживать из-за своей внешности. И это не потому, что мы, женщины, так глупы или тщеславны. Это скорее объясняется тем, что нас убеждают в том, что наша внешность — наше главное достоинство. — Она улыбнулась, чтобы смягчить язвительность своего замечания, затем продолжила: — Я думаю, что такое убеждение сохранится у нас до тех пор, пока вы, джентльмены, не начнете увиваться за дурнушками, отдавая должное их уму, а не внешности.
— Чепуха, — сказал Гарри. — Как мы можем оценить их ум, пока не познакомимся с ними достаточно хорошо?
— Абсолютно верно, — сказала миссис Фарроу самодовольно. — А часто ли мужчины приглашают на танец гадкого утенка? Или страшную старую курицу, если уж на то пошло? И часто ли вступают с ними в разговор, чтобы составить представление об их блестящем уме!
Гарри открыл рот, собираясь возразить, но Майлс опередил его. Он, очевидно, не обращал внимания на этот разговор.
— Я думаю, — сказал он смущенно, — лучше будет, если я останусь при ней в течение нескольких дней. Мы, конечно, будем спать отдельно. Я устроюсь в гостиной, чтобы быть поблизости на тот случай… на всякий случай. Я хочу быть поблизости.
Майлс проснулся и лежал не двигаясь. Спать в гостиной было не слишком удобно, но ему доводилось спать и в гораздо менее комфортабельных условиях. Сквозь окна в комнату струился ранний утренний свет. Вчера вечером он не стал плотно занавешивать окна, поскольку приказал горничной, в обязанности которой входило поднимать шторы по утрам, не беспокоить его. Теперь, когда появилась возможность хорошо выспаться, он больше не хотел отказывать себе в одном из самых приятных удовольствий. Отбросив одеяло и со вкусом потянувшись, он ощутил тепло солнечного луча на своем обнаженном теле и почти замурлыкал от удовольствия. После того как в течение многих лет на борту корабля ему приходилось спать в одном помещении с другими мужчинами, спать обнаженным казалось ему большой роскошью.
Он зажмурился, глядя на свет, и решил, что уже рассвело, по меньшей мере уже шесть склянок. Он прислушался, но услышал лишь пение птиц. Майлс поднялся, подошел к окну и распахнул его. Еще одна причина, чтобы спать здесь, подумал он, делая глубокий вдох. Он мог сколь угодно наслаждаться свежим воздухом, не переживая, что это может быть вредно для Аннабеллы.
Аннабелла. Нужно пойти проведать ее, убедиться, что вчерашний вечер не был всего лишь сном. Он провел рукой по подбородку. Может, повременить, сначала побриться и привести себя в порядок? Он не мог ждать. Ополоснув лицо и прополоскав рот, Майлс набросил халат на обнаженное тело и прошел в комнату, смежную со спальней Аннабеллы. Он осторожно открыл предательски скрипнувшую дверь.
В голубой спальне царил полумрак, но на одном из высоких окон штора была немного отодвинута, и поэтому ему все было видно. Среди вороха одеял на большой кровати он так и не смог разглядеть изящную фигурку Аннабеллы. Майлс тихо вошел в комнату.
И чуть не упал, споткнувшись о скорчившуюся у самой двери Аннабеллу.
Она сидела, сжавшись в комок, прямо на полу перед туалетным столиком. Дыхание Майлса остановилось, он опустился на колени рядом с ней. Свернувшись в клубок, Аннабелла не двигалась, уткнувшись лицом в свои колени и обхватив голову руками.
— Аннабелла, — прошептал он, — Аннабелла. Она отвернулась от него.
— Аннабелла, — позвал он, тронув ее за плечо. Она вздрогнула.
Он взял ее на руки, поднял, совершенно не ощущая ее веса, и понес к кровати. Она никак не хотела разжать свое тело, поэтому он сидел, крепко держа ее в своих объятиях. Он был слишком напуган, чтобы взглянуть ей в лицо раньше, но теперь он посмотрел на нее. И почувствовал, что его сердце сжалось сильнее, чем ее тело.
Она сняла свой чепец; теперь, увидев, что он смотрит на нее, Аннабелла уткнулась лицом ему в грудь. Он смотрел на бледную розоватую кожу головы, покрытую слабой порослью вновь отрастающих волос, которые сейчас походили на щетину у него на подбородке. Что-то жесткое вдавилось в его ребра. Он опустил руку и обнаружил, что она держит небольшое зеркальце в серебряной оправе. Он попытался осторожно высвободить его из судорожно сведенных пальцев.
— Отпустите, пожалуйста, — сказал он тихо. — Оно врезается мне в грудь, — добавил он, понимая, что ей это зеркальце причинило еще большую боль.
Она разжала пальцы, и Майлс бросил зеркало на кровать.
— Ах, Аннабелла, — сказал он, — мне так жаль. Все изменится. Все пройдет, и ваша красота вернется. Совсем скоро. Вот увидите.
Он хотел погладить ее, но когда рука скользнула по ее спине, под тонкой тканью ночной рубашки пальцы ощутили каждый позвонок. Поэтому он просто обнял ее. Наклонив голову, Майлс попытался заглянуть ей в глаза.
— Это ведь не так важно, — продолжал убеждать он. — Это только здесь и сейчас. Вы были больны, и мы даже бо-ялись,что можем потерять вас. Все, что вы потеряли, — это ваша внешность, но это временно.
Она вскинула голову.
— Что же еще мне нужно было потерять? — воскликнула она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94