Они опасались открывать окно в комнате Аннабеллы. Даже самый слабый сквозняк и даже аромат цветов могли быть сейчас ее врагами. Но ему свежий воздух полезен. Он поднимал настроение, напоминая, что независимо от его проблем продолжает существовать мир, наполненный безмятежностью и радостью. Он чувствовал, как распрямляется его спина, а умиротворение наступающих сумерек успокаивает его нервы.
Этот охотничий домик был небольшим в сравнении с усадьбой в Холлифилдс, но ему он нравился больше. Он был построен не для того, чтобы подавлять своей внушительностью — скорее, для того, чтобы подчеркнуть красоту окрестностей. Он осмотрел сад. За ним хорошо ухаживали. Уже появились ранние розы и цвели поздние примулы; арка, обвитая пурпурной глицинией, уже подернутой более темными, почти багровыми тонами; неподалеку ярко-желтый ракитник еще не хотел отдавать свои краски угасающему свету.
Здесь можно уйти от своих волнений и тревог, бродить по зеленым полям или прогуливаться по прекрасным аллеям. Можно скакать по изумрудной зелени лугов, останавливаясь на берегу чистых ручьев, можно, взяв в руки удочку, попытать удачи и поймать на обед жирную, превосходную форель. Можно встать на рассвете и посидеть у пруда, наблюдая за тем, как раскрываются кувшинки, или просто прогуляться до озера, расположенного чуть дальше у дороги, и, взяв небольшой ялик, слушать мерный плеск весел и наблюдать, как день клонится к закату. Можно…
День и в самом деле клонился к закату. Гарри говорил, что сейчас наступает самое опасное время, именно сейчас жизнь может угаснуть так же, как этот день. Майлс резко развернулся и направился к дому.
Глава 7
Майлс только что торопливо покончил с ужином и теперь расположился в удобном кресле рядом с постелью жены. Он читал. До разговора с Гарри он был не в состоянии сконцентрировать свое внимание ни на единой строчке, но теперь, когда не было необходимости сидеть в напряжении, прислушиваясь к судорожным вздохам Аннабеллы, он наконец вновь мог читать. Это казалось настоящей роскошью. Но все его чувства оставались напряжены.
Услышав шорох, он насторожился и поднял глаза: в комнату, чтобы зажечь лампы, на цыпочках входила горничная. Майлс улыбнулся ей и снова расслабился. Долгие сумерки закончились. Горничная окинула взглядом постель, в которой лежала Аннабелла, и улыбнулась Майлсу в ответ мягкой и грустной улыбкой. Вышла она так же тихо, как и вошла. Он вновь со вздохом удовольствия взялся за книгу.
Сначала он не мог понять, что изменилось. Он лишь почувствовал, что никакие может сосредоточиться на чтении. Он поднял голову. Лампы горели, комната была залита розоватым мерцанием, небольшой огонь в камине прогонял вечерний холодок. Но было что-то новое в атмосфере. Определенно ощущалось, что в комнате произошли некие изменения.
Майлс отложил в сторону книгу, поднялся и, несмотря на странно возникшее нежелание, подошел поближе к кровати и взглянул на Аннабеллу.
Она ответила взглядом.
Он попытался заговорить, но горло перехватило, и лишь со второй попытки голос повиновался ему.
— Аннабелла? — позвал он мягко.
— Я была больна, — произнесла она. Он кивнул.
— Очень больна.
Он потрогал лоб. Жара не было.
— Я помню немногое. Как долго я болела?
— Слишком долго, — ответил он.
— Я поправляюсь?
— Думаю, что да. А как вам кажется?
Она попыталась облизнуть иссохшие и потрескавшиеся губы.
— Хочется пить.
— Конечно-конечно, — сказал он. — Я сейчас.
Он бросился к кувшину, стоявшему у постели, и, поражаясь тому, что руки у него совсем не дрожат, только бешено колотится сердце, быстро смочил салфетку. Потом вернулся к жене и слегка смочил ей губы.
Она удивленно посмотрела на него:
— Это очень мило. Но я хочу пить. Можно мне стакан воды?
— Я не знаю, — растерянно ответил он. — Я должен спросить, — добавил он, затем подошел к двери и крикнул: — Она очнулась! Она разговаривает!
— Я была так серьезно больна? — спросила она, когда Майлс вновь подошел к кровати. Ее глаза были широко раскрыты.
Слава Богу! Хоть глаза у нее остались прежними, подумал он, и его захлестнула растущая волна радости. Голубые, с легкой тенью испуга, они, казалось, стали еще больше. Пытаясь скрыть охватившее его чувство, он взял ее руку в свои ладони, тут же ощутив ее хрупкость.
— Вы были серьезно больны, — сказал он.
— Но воды-то мне можно?
— Хоть целое ведро, если доктор позволит.
Она попыталась сесть, но вновь откинулась на подушки и нахмурилась.
— Как кружится голова!
Стараясь ничем не выдать своей жалости, он обнял ее, ощущая в своих объятиях остроту худеньких плеч и болезненную хрупкость тела.
— Ничего, это вполне естественно. Ведь вы так долго не вставали с постели.
Она провела рукой по голове и нахмурилась:
— Ночной чепец? Я же их не ношу.
— Сейчас носите, — ответил он и посмотрел на дверь, подумав, не позвать ли еще раз. Ей предстояло кое о чем узнать, но не сейчас и не от него. Возможно, даже и не от доктора. Где же миссис Фарроу?
Он увидел, что Аннабелла облизнула губы, и вновь смочил их.
— Так скоро можно будет попить? — спросила она.
— Скоро, — ответил он.
Она взглянула ему в лицо и, видимо, что-то прочитав в его взгляде, вновь нахмурилась. Аннабелла провела рукой по своему лицу.
— Можно мне зеркало? Он ничего не ответил.
— Можно? — повторила она.
— А! Вот и миссис Фарроу, — произнес он с огромным облегчением. —Аннабелла, это миссис Фарроу, добрейшая женщина, которая за тобой ухаживает. Она живет по соседству и занимается травами — весьма удачное стечение обстоятельств. Нам повезло. Миссис Фарроу, теперь я могу должным образом представить вам свою супругу, леди Пелем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94