У вас намокли перышки, мадам Лебедь, — грубовато сказал Роман. — Идите в дом и посушите их как следует.
— Хорошо, — ослепительно улыбнувшись, сказала Мэнди и, взбежав по металлическим ступенькам, исчезла в домике.
Не говоря ни слова, мужчины долго смотрели ей вслед.
— Разве я не говорил вам, что она самая настоящая Лорелея? — наконец засмеялся Деннис.
Опустив глаза, Роман медленно покачал головой.
— Нет, вы не правы. Она не Лорелея. — Обойдя вокруг джипа, он направился к трейлеру. — Она — Питер Пэн.
Роман появился в комнате как раз в тот момент, когда Мэнди вышла из ванной, вытирая влажные волосы большим белым полотенцем. Она бросила ему второе полотенце, висевшее у нее на руке.
— Я подумала, что вам тоже захочется посушить перышки. Мы оба такие мокрые, что с нас течет. Так что там с верблюдами?
Поймав полотенце, Роман принялся вытирать им мокрое лицо.
— Я хотел, чтобы картина была как можно ближе к жизни, потому что некоторые старатели использовали как вьючных животных именно верблюдов, а не ослов или лошадей. — Он улыбнулся. — Я не виню Денниса за то, что он расстроился, когда услышал, что в его драгоценную «Сессну» собираются сажать верблюдов. Они очень капризные животные, и даже дрессировщик не всегда может их утихомирить. Деннис сейчас, наверно, разыскивает Брента, чтобы рассчитаться с ним за эту маленькую шутку.
— А как там Брент? Вы им довольны? На лице Галлахера появилось настороженное выражение.
— А почему вы спрашиваете? Может, вы решили все-таки принять его предложение? — со злостью спросил он. — Ну нет! Может быть, я и не так хорош, как Пенроуз, но вам придется потерпеть. Уж теперь я вас не отпущу.
Мэнди раскрыла глаза от удивления. Она не могла понять, почему ее невинный вопрос вызвал такую резкую реакцию.
— Боже мой, я только спросила, как он играет! Я ведь не спрашивала у вас разрешения с ним переспать. — Она выпятила подбородок. — Этого я ни у кого не спрашиваю. Я всегда делаю то, что хочу, Роман.
— Об этом вы могли бы и не говорить, — мрачно посмотрев на нее, сказал Галлахер. — Скитаетесь по стране словно бродяга, сплавляетесь через пороги и… — Его взгляд стал еще мрачнее. — Что вас так забавляет?
— Просто мне показалось смешным, что вы сравнили меня с бродягой. Вы знаете, как меня зовут?
— Мэнди Делани. Она покачала головой:
— Нет, Матильда. Отец назвал меня в память о нашем неофициальном государственном гимне. Он ревностный патриот. Моим сестрам повезло больше: он назвал их в честь двух крупнейших городов — Сиднея и Аделаиды. — Она наморщила нос. — Но какой ребенок согласится быть Матильдой? Когда мне исполнилось шесть лет, я заявила, что теперь никакой Матильды не будет, будет только Мэнди.
Лицо Романа смягчилось.
— Наверно, этого было более чем достаточно.
Она жизнерадостно кивнула.
— Да, я была несносной девчонкой.
— Вы ею и остались. — Он шагнул ей навстречу. — Наклоните голову, я вытру вам волосы. Вы к ним едва прикасаетесь.
Мэнди покорно склонила голову, и Галлахер начал энергично вытирать ей волосы.
— Ой! Я чувствую себя как овца на стрижке.
— Перестаньте ворчать. Я пытаюсь спасти вас от пневмонии.
— И наслаждаетесь тем, что делаете. — Немного помолчав, она задумчиво спросила: — Вы все еще сердитесь на меня, да?
Руки Романа на миг замерли.
— Возможно.
— Почему? Я не понимаю.
— Я дьявольски ревнив, — еле слышно пробормотал он, — а ревнивые люди часто ведут себя неразумно. — Она попыталась поднять голову. — Не дергайтесь. Дайте мне закончить.
— Я хочу видеть ваше лицо.
— Подобное эстетическое наслаждение вы можете доставить себе и позже, — горько сказал он.
— Роман, я не понимаю. Вы такой уверенный в себе человек. Ревность вам совсем не подходит.
— Бывают моменты, когда я совсем не уверен в себе. Вам лучше знать это заранее. Тогда я становлюсь ревнивым собственником и веду себя как самый настоящий варвар. Кое-какие мои чувства столь же безобразны, как и моя внешность.
Наконец освободившись от полотенца, Мэнди растерянно посмотрела на него.
— Вы не… — начала она.
— Не лгите, — сверкнув глазами, сказал Галлахер. — Я знаю, как я выгляжу. С этим я уже давно смирился. Я просто предупреждаю, что вы должны быть осторожны. — Он отбросил полотенце в сторону, и Мэнди внезапно оказалась в его объятиях. — Потому что по отношению к вам я не могу вести себя цивилизованно.
Он впился в ее губы с такой страстью, что Мэнди задохнулась. По телу пробежала горячая волна. Галлахер принялся целовать ей шею. Он весь дрожал, его мышцы вибрировали от напряжения.
— Я хочу войти в тебя и никогда не выходить, — бормотал он, и Мэнди чувствовала, как его жадные губы оставляют горячие следы на ее коже. — Я хочу сжать тебя и… Скажи, чтобы я остановился, умоляю! — перебил он себя. — Черт возьми, я могу причинить тебе боль!
— Я не хочу, чтобы ты останавливался. — Прижавшись к нему еще крепче, она почувствовала, как по его телу вновь пробежала дрожь. — Но я также не хочу, чтобы ты занимался со мной любовью, кипя от ярости.
— Уходи. — Но вместо того чтобы оттолкнуть Мэнди, он только крепче прижал ее к себе. — Я не хочу так. Я не хочу, чтобы кто-то мною помыкал и выворачивал наизнанку. — Он заговорил еще тише: — Я ужасно боюсь. Наверно, я хочу оттолкнуть тебя, пока ты не стала еще ближе. Я не хочу, чтобы кто-то получил возможность причинять боль мне.
Мэнди почувствовала, как ее переполняет нежность. По щекам ее потекли слезы. Неуклюжее признание Романа тронуло ее до глубины души.
— Я никогда не причиню тебе боль. Я хочу одного — чтобы ты любил меня. Прошу тебя, поверь мне.
Он чуть отстранил девушку от себя, желая видеть выражение ее лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42