Она вот-вот задохнется.Tea старалась умерить бешеный ритм сердца. Страх — такой же безжалостный враг, как и сжигающая пустыня. Она не позволит панике взять над ней верх и заставить ее выпить последние несколько глотков из фляги.Завтра она дойдет до оазиса.Или, быть может, до Дамаска.Она уже так давно в пути, что, вполне возможно, скоро доберется до города.Не для того спасалась она от этих дикарей, чтобы умереть от жажды в пустыне.Tea постаралась успокоиться. Ну вот, она уже может подняться. До полного истощения еще далеко. Tea немного постояла и зашагала по утрамбованному ветрами песку.Думай о прохладных, шелковистых, сверкающих нитях золотой парчи. Думай о прекрасном. Пустыня — еще не весь мир.Нет, весь мир — это пустыня. В ее глазах и памяти только иссушающие душу пески днем и они же — зловещие, подвижные, колеблющиеся тенями ночью. Но сегодня тени еще более живые, почти осязаемые и двигаются с какой-то определенной целью…Они подползают к ней, тяжело скачут…Это не тени… Всадники… Дюжина всадников. Доспехи мерцают в лунном свете.Снова дикари!Надо спрятаться…Но куда? Кругом безмолвные пески, вокруг ни кустика.Бежать…Но сил не осталось. Неправда, она не сдастся, надо только собраться…И она побежала. Фляга с водой и корзина за спиной тянули ее назад.Она не могла их бросить. Вода означала жизнь, а корзина — свободу.Топот копыт все ближе. Крик…Резкая боль в боку. Неважно. Нельзя останавливаться.Ее дыхание перешло в резкие, болезненные всхлипы.Вот уже лошади обгоняют ее, окружают…— Стой!Сарацины. Такие же дикари, как и те…Она в отчаянии рванулась вперед, пытаясь проскользнуть сквозь кольцо лошадей, и — ударилась о железную стену.Нет, это кольчуга, защищающая широкую грудь. Огромные руки в латных рукавицах схватили ее за плечи.Она боролась отчаянно, колотя кулаками по металлу.Глупая, надо бить по телу, не по железу. И она изо всех сил ударила по щеке. Он вздрогнул и, пробормотав ругательство, еще крепче сжал ее плечи.Tea закричала от пронзившей ее боли.— Успокойся. — Его светлые глаза холодно сверкнули сквозь прорезь шлема. — Я не причиню тебе вреда, если ты перестанешь вырываться.Ложь.У нее перед глазами заплясали картины насилия и убийств…Она вновь ударила его по щеке. И еще раз.От его железной хватки плечи у нее онемели.Тело изогнулось от боли. Она медленно занесла кулак…— Спаси Христос! — Он отпустил ее плечо и, размахнувшись, влепил ей увесистую пощечину.Tea провалилась во тьму.
— Прекрасно, Вэр. Ты одним ударом победил беспомощную женщину. — Кадар легким движением направил лошадь к лежащей на земле фигурке. — Возможно, вскоре ты будешь сражаться с детьми.— Помолчи и дай мне свою флягу с водой, — прорычал Вэр. — Она не подчинилась мне. Оставалось либо ударить ее, либо сломать ей плечи.— Это, безусловно, тяжкий грех, можешь быть уверен. — Кадар спешился и подал Вэру кожаную флягу. — Ты не проявил терпения и не подставил другую щеку?— Нет. — Вэр откинул ткань, покрывающую голову женщины. — Оставляю вежливость и галантность тебе. Я верю в целесообразность.— Смотри, она очень молода. Не больше пятнадцати. И эти светлые волосы… — Кадар задумался. — Из франков?— Возможно. Или гречанка. — Он приподнял голову женщины и влил несколько капель воды ей в рот, подождал, пока она их проглотит, затем наклонил флягу снова. — Кто бы она ни была, она умирает от жажды.— Думаешь, она из того каравана, что шел из Константинополя и был захвачен Хассаном ибн Нарифом на прошлой неделе?— Вполне возможно. Никто еще не видел, чтобы женщины одни путешествовали по пустыне. — Вэр оглянулся. — Поднеси факел ближе, Абдул.Воин моментально исполнил приказ, и Кадар с интересом взглянул на женщину.— А она хорошенькая.— И что ты тут смог разглядеть? Она обгорела и высохла, как перезрелый финик. — Вэр поморщился. — И она воняет.— Я могу распознать красоту, когда вижу ее, в любом виде.Вэр вгляделся в лицо женщины: широко посаженные глаза, изящный нос, красивый рот. Хотя линии подбородка и шеи слишком резко очерчены.— Если ее отмыть, она будет очень милой, — сказал Кадар. — У меня верный глаз. Да и инстинкт никогда не подводил.— У тебя инстинкт на каждый случай, — сухо заметил Вэр. — Это тебе заменяет способность думать.— Грубо. — И, продолжая смотреть на лежащую перед ним женщину, он рассеянно добавил: — Но я прощаю тебя, потому что знаю, ты меня любишь.Вэр влил еще несколько капель воды в рот женщины.— Тогда ты знаешь больше, чем я.— О да, — просиял Кадар. — Как любезно с твоей стороны признать это.— Я не так сильно шлепнул ее, — нахмурился Вэр. — Она должна бы уже очнуться.— Ты недооцениваешь свои силы. У тебя кулак, что молот.— Я прекрасно знаю свои возможности. Я нанес очень легкий удар. — И все же она лежала слишком неподвижно. Он наклонился над ней и уловил слабое дыхание. — Она, должно быть, в обмороке.— Тебя это беспокоит?— Ничуть, — равнодушно сказал Вэр. — Я не чувствую ни вины, ни жалости к этой женщине. С какой стати? Не я напал на караван и вышвырнул ее в пустыню умирать. Так или иначе, она ничего не значит для меня. — Однако, как знал Кадар, Вэр всегда восхищался силой и решительностью, а та, что беспомощно лежала перед ними, по-видимому, не испытывала недостатка ни в том, ни в другом. — Я всего лишь хочу выяснить: хоронить ли ее здесь, или везти до ближайшей деревни, чтобы ее выходили.— Это несколько преждевременно, тебе не кажется? — Кадар с сочувствием смотрел на нее. — Она, очевидно, пострадала от жары и жажды, но я не вижу ран. Впрочем, сомневаюсь, чтобы Хассан позволил ей бежать. Он любит белокожих блондинок.— Но сейчас она совсем не белокожая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18