Все это с молитвой заколотое, окропленное вином и молоком, съедалось в веселой пирушке, а богине отделяли от всего по небольшой части, что, впрочем, тоже составляло в его совокупности нечто весьма солидное, в виде громадной плетеной корзины, куда каждый бросал свою долю объедков.
Но главная сущность жертвы была не в этом: помещик обязан был доставить поселянам человека.
Так водилось исстари; уклоняться от этого жестокого обычая было трудно, а Турн даже и не желал; угождая народу, он не стремился ломать или искажать дедовские обычаи, особенно потому, что это не касалось его самого лично, не причиняло ему горя, так как он отдавал на смерть не кого-либо из своих ближних, а невольника, слугу из нелюбимых, преимущественно одиноких, сирот, стариков, о которых некому горевать.
Проходя домой с охоты, Турн решил зайти в священную рощу; мимо нее немного в стороне лежала его тропинка; там он предполагал найти своего управляющего, которому позволил веселиться с поселянами; он намеревался переговорить с ним относительно выбора жертвы.
При виде священной рощи, Турну невольно вспомнилось, что два года тому назад такой сельский праздник омрачился скандалом, только это случилось не осенью, а раннею весной, когда совершали Палилии, в честь богини земли Палес, той же Терры с другим наименованием, как пастушьей, при начале весенних выгонов стад на свежую, новую траву.
У Турна был сторож на пасеке, смотревший за пчелами, невольник из этрусков, носивший какое-то неудобопроизносимое для латинов имя, измененное господином в самое обыкновенное – Авл.
Турн узнал, что этот человек ворует мед, продает его бродячим торгашам.
Провинившегося раба управляющий, при помощи своих приятелей из поселян, подстерег, уличил, и дал ему 100 ударов плетью, но тот и после такой острастки продолжал воровать и не один, а вместе со сторожем соседской пасеки, принадлежавшей фламину Юпитера, помещику Виргинию Руфу, который был во вражде с Турном из-за мелких пограничных споров об участках земли.
Сторожа-воры, как и их господа, из-за чего-то не поладили между собою, подрались; Авл убил своего приятеля, и хотел скрыть в болоте, но это увидел мальчик, сын деревенского старшины, собиравший грибы около этого места. Дело разгласилось. Не желая отдавать преступника на расправу Руфу, которого ненавидел, Турн отдал его поселянам в жертву на праздник Терры-Палес и те уложили Авла в Сатуру (жертвенную корзину) Этим эпизодом мы закончили наш предыдущий рассказ «При царе Сервии».

.
Авл был крепкий, сильный мужик, едва достигший пожилого возраста; его многие жалели в деревнях и кто-то во время праздника, когда жертвоприносители были не совсем трезвы, вложил с жертвой в корзину Сатура острый камень, об который обреченный богине Земле перетер веревку, связывавшую ему руки, распутал узы ног, и убежал, опущенный в болотную топь.
Полагали, что такую помощь мог оказать среди пирующих только этруск или грек, человек не почитающий римских богов.
Таких иностранцев всегда было немало при сельских гульбищах, но управляющий Турна, Грецин, имевший сильную склонность к винной кружке, проговорился своим приятелям, старшинам, что Авла спас никто иной как жених его дочери, Вераний-вейент, невольник-оруженосец царевича Люция Тарквиния.
Грецин-управляющий, как все рабы, боялся наступления старости, уже близкой к нему, потому что тогда господин отдаст и его в жертву какому-нибудь божеству из мелких покровителей сельского хозяйства. Хвастаясь своею ловкостью придворного слуги, Вераний обещал будущему тестю спасти его от гибели в Сатуре и в доказательство своего уменья, спас Авла.
Грецин был в восторге от ловкости Верания, но тот не брал за себя его дочери, поклявшись при всех деревенских старшинах отложить свадьбу до тех пор, пока не освободит из рабства своего отца, дряхлого свинопаса.
Турн смутно знал обо всем этом от своих сыновей и родственников, но не придавал ничему подобному ровно никакого значения, совершенно равнодушный к случившемуся казусу: это до него лично, как и все деревенское, не касалось.
Поселяне, напротив, были сильно огорчены бегством жертвы и с тех пор все свои неудачи, недороды, и градобития, приписывали именно этому событию, вызвавшему гнев Терры на то, что ей принесли в жертву вора и убийцу.
По их просьбам Турн стал отдавать им только заведомо хороших, невинных людей, каких они сами себе намечали заранее, а сельские жрецы с тех пор, кроме разузнавания о беспорочности жертвы, стали еще принимать строгие меры к устранению возможности бегства обреченных, – наносить им раны и наглухо зашивать этих несчастных в полотно.
В главной сущности своего характера добродушный Турн Гердоний все-таки был сыном своей эпохи, – временами суровый и строгий, он не мог назваться кротким, слабым, как Арунс.
Мужественный и энергичный, Турн даже не понимал идей смягчения нравов, как этого не понимал и Брут, тоже в глубине души добрый.

ГЛАВА Х
Сивилла и Турн

Считаемый отцом Верания свинопас Балвентий был дряхлый старик из пленных вейентов, слабого здоровья, подслепый и глуховатый, с разбитою грудью, когда-то израненный на войне, откуда его взяли в рабство, апатичный флегматик, над которым молодежь забавлялась, выкидывая всевозможные штуки, что и было главною причиной столь долгой отсрочки его гибели: сын и дочь Грецина умоляли пощадить еще год «Поросячий ум», говоря, что без Балвентия они с тоски пропадут, и не хотели верить обещаниям Верания спасти его, как Авла.
– Теперь уже этого нельзя, – говорили они, – деревенские всего его изрежут и зашьют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31