И, стоя там, столь язвительно, на борту своего «Ларчмонта VIII», утонченне
йшей, прекраснейшей, наимощнейшей яхты, когда-либо выстроенной, он задав
ался вопросом, будет ли девушка его мечты, встретит ли он ее вскоре, будет
ли она, эта девушка его мечты, походить хоть в чем-нибудь на девушку из его
мальчишеских снов, снов его детства, там, тогда, когда он был лишь мальчишк
ой, мечтая на брегах реки Потомак, в баснословно богатом, зажиточном поме
стье его отца, или будет она бедна?
Артур Баннинг зажег свою дорогую, по-мужски привлекательную вересковую
трубку и воззвал к одному из своих подчиненных, простому второму помощни
ку, и спросил у подчиненного спичку. Этот достойный, знаменитый, хорошо из
вестный и знающий персонаж в мире морских судов и вообще в военно-морско
м мире, человек интернациональной репутации в мире кораблей и сургуча, н
е оспаривал, но предупредительно предложил спичку, с почтительным покло
ном подобострастия, раболепия, и молодой Баннинг, по-мужски красивый, выс
окопарый, поблагодарил его вежливо, однако чуть gauche
бестактно (фр.)

, а затем возобновил свои донкихотствующие мечтания об удачливой д
евушке, которая придет день, и станет его суженой невестой и женщиной его
самых необузданных снов.
Вот в тот момент, в то приглушенное мгновение, раздался вдруг внезапный, п
ронзительный, отвратительный крик из омерзительного лабиринта морског
о рассола, крик, мешавшийся с хлопаньем фригидных волн об ахтерштевень г
ордого, дорогого, знаменитого «Ларчмонта VIII», крик бедствия, женский крик!
Крик женщины! Призывный клич горькой агонии и бессмертности! Вопль о пом
ощи! На помощь! Помогите! С мимолетным взглядом на обуянные штормом воды м
олодой Артур Баннинг проскочил сквозь интенсивный фотосинтез регламен
тации, его острые, прекрасные, по-мужски красивые, голубые глаза смотрели
вдаль, пока он выскальзывал из своего дорогостоящего вечернего жакета, ж
акета, стоившего 100 долларов, и встал там во всем великолепии своей молодо
сти, его юное, по-мужски привлекательное, атлетически сложенное тело, зна
вшее спортивные баталии в Йеле, а также футбол в Оксфорде, Англия, и, подоб
но греческому богу, оно силуэтом выступало на фоне красных лучей Старого
Соле, пока то опускало себя в воды синего Средиземноморья. Помогите! Помо
гите! Помогите! Долетал этот агонизирующий вопль от беззащитной женщины
, бедной женщины, полуобнаженной, недокормленной, впавшей в нищету, в деше
вых одеяниях, покуда она ощущала на себе эти ледяные объятья зияющей, тра
гической смерти вокруг нее. Суждено ли ей погибнуть безо всякой помощи? В
от что было сущностно важно, и, sansceremonie
без церемоний (фр.).

, и, dеfacto
фактически (лат.).
, по-мужски красивый Артур Баннинг нырнул».

Я дописал досюда на едином дыхании. Слова приходили ко мне так быстро, что
не хватало времени даже точки над ё расставить или поставить
загогулины над й . Теперь нужно перевести дух и все перечитать.
Я так и сделал.
Ага!
Дивная проза! Превосходно! Я ничего подобного за всю свою жизнь не читал. П
отрясающе. Я поднялся, поплевал на ладони и потер руки.
Ну, давайте! Кто на меня? Да я побью всех до единого придурков в этой комнат
е. Я весь мир к ногтю. Ничто на земле не могло сравниться с ним Ц с этим чувс
твом. Я был призраком. Я плыл и парил, хихикал и плыл. Это уже чересчур. Кто м
ог мечтать о таком? Что я смогу писать вот так? Боже мой! Поразительно!
Я подошел к окну и выглянул наружу. Спускался туман. Такой прекрасный тум
ан. Смотрите, какой прекрасный туман. Я посылал ему воздушные поцелуи. Я гл
адил его руками. Дорогой Туман, ты Ц девушка в белом платье, а я Ц ложечка
на подоконнике. У нас был жаркий день, и я весь до сих пор томлюсь от жары, по
этому прошу тебя Ц целуй меня, дорогой мой Туман. Мне хотелось прыгнуть в
низ, жить, умереть, хотелось, хотелось спать, проснувшись, в бессонном сне.
Такие дивные вещи. Такая чудная ясность. Я умирал, и был мертв, и вечно жил. Я
был небом и не-небом. Слишком много чего нужно сказать, и не сказать этого
никак.
Ах, посмотрите только на печь. Кто бы мог поверить? Печь. Вообразите. Прево
сходная печь. О печь, я люблю тебя. Отныне я буду верен, я буду изливать на те
бя любовь свою каждый час. О печь, ударь меня. Дай мне в глаз. О печь, как прек
расны волосы твои. Дозволь мне пописать в них, поскольку люблю я тебя безу
мно, милая моя, бессмертная печь. А моя рука. Вот она. Моя рука. Рука, что писа
ла. Господи, рука. И какая рука. Рука, что писала. Ты, я, моя рука и Ките. Джон Ки
те, Артуро Бандини и моя рука, рука Джона Китса Бандини. Изумительно. О рук
а мука мура дура дума сумма.
Да, я написал это.
Дамы и господа комитета, паштета-комитета, пиетета кастета комитета, я на
писал это, дамы и господа, написал. В самом деле. Не стану этого отрицать: не
значительное приношение, если я могу так выразиться, обычный пустяк. Но б
лагодарю вас за добрые слова. Да, я люблю вас всех. Честно. Люблю в отдельно
сти каждого из вас, фас, атас, матрас, карабас. В особенности люблю дам, женщ
ин, вагинщин. Пусть разоблачатся и сделают шаг вперед. По одной, пожалуйст
а. Вон ты там, ты, роскошная светловолосая сучка. Тебя я отымею первой. Посп
ешите, пожалуйста, время у меня не резиновое. Мне еще предстоит много рабо
ты. И так мало осталось времени. Я писатель, как вы знаете, и мои книги вы зна
ете, бессмертие вы знаете, славу знаете, вы ведь знаете славу, не так ли, сла
ву, вы ее знаете, не так ли. Слава и все такое прочее, ку-ку, обычная случайно
сть в жизни мужчины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54