– Эй, Многодетный! Ты табельщик у нас или кто? – подступил ко мне Акрам Знаток.
– Сам ведь вроде голосовал за меня.
– В таком случае ты должен болеть за свою бригаду.
– А я не болею?
– А что ты тогда молчишь?
– Что я могу сделать, скажи сам.
Акрам посвятил меня в тайну. Оказывается, наши ребята уже сговорились эту ночь не спать, перетащить навоз обратно на свой участок.
– Ты согласен? – испытующе оглядел меня Акрам.
– Ещё как! – воскликнул я.
– Ты возьмёшь у Парпи-бобо осла, хорошо?
Я кивнул.
– Прихвати с собой и Султана. Он парень крепкий, ему только тяжести и таскать. Но девчонки ничего не должны знать, понятно?
– Понятно.
В ту ночь мы потрудились на славу. К утру перетаскали весь навоз и сочли, что вопрос исчерпан. Но не тут-то было, оказывается… Однако расскажу всё по порядку.
День у нас прошёл нормально. Мало свою работу сделали, ещё помогли разобрать дувал дедушке Эсану, а землю вынесли на улицу. После этого разошлись по домам.
Только собрался лечь спать, слышу, кто-то зовёт.
– Ариф-ака-а! – Я узнал голос Юнуса, самого младшего члена нашей бригады.
– Чего тебе?
– Идите сюда!
– Да иди сам!
– Не могу, я с грузом. Выяснилось, Юнуса послали на мельницу.
Он проходил мимо нашего участка и увидел, что «плаксы» тащут наш навоз обратно к себе.
Я припустил к Акраму Знатоку. С ним уже побежали к Хайиту Башке. Не прошло и получаса, собрались все наши четырнадцать бойцов, вооружились палками и понеслись к участку защищать нашу гарантию высокого урожая.
«Плаксы» и вправду, как муравьи, растаскивали нашу навозную кучу: кто наполнял мешки, кто – вёдра. Эти олухи, оказывается, даже часового выставили, которого мы, правда, устранили без излишнего шума: связали руки-ноги, рот заткнули кляпом.
– Бросайте навоз! – скомандовал я, когда мы окружили «плакс» плотным кольцом.
– Ещё что! – откликнулся запыхавшийся Бурда. – Навоз этот колхозный.
– Бросайте, говорят вам!
– Не бросим!
Вот с места не сойти, я вовсе не хотел драки. Но они сами напросились.
– Смерть навозным ворам! – заорал я вдруг вне себя.
– В бой за высокий урожай! – скомандовал Миян Бурда, табельщик «плакс». Ну тут пошло-поехало. С полчаса шла баталия с переменным успехом. Но, к счастью, у нас были такие отъявленные драчуны, как Султан и Карабарот.
– Ариф, давай на этом покончим! – взмолился наконец «вражеский» табельщик.
– Будете ещё трогать наш навоз?
– Нет.
– Поклянись!
– Клянусь!
Таким образом, навозная кампания длилась дней десять. На свой участок мы натаскали со смехом и шутками двойную норму местного удобрения. Раис-ака был доволен нами, наградил нас тремя килограммами говядины.
Три пары сапог
Мария Павловна каждый день приходит в нашу бригаду, в обеденный перерыв читает газеты, знакомит нас с положением на фронте. А когда мы опять начинаем работать, садится рядышком с дядюшкой Разыком и секретничает.
Сегодня тётя Русская заявилась к нам принаряженная и надушенная, как на свадьбу. И опять после обеда уединилась с бригадиром в сторонке. Дай, думаю, разнюхаю, о чём они беседуют так сладко. Ни о чём особенном они не говорили. Тётя Русская упрекала бригадира в том, что он сильно загружает нас.
– Пусть дети полдня работают, а полдня учатся, – предлагала она.
Дядя Разык не соглашался.
– Не вмешивайтесь, пожалуйста, – говорил он, – в мои дела!
– Ещё как буду вмешиваться, – разозлилась вдруг Мария Павловна. – Государству нужны образованные люди.
– Сегодня государство требует хлопок, побольше хлопка!
– Вначале школа, потом хлопок! – вскочила на ноги тётя Русская.
– А я говорю: вначале хлопок, а потом школа! – с трудом поднялся дядюшка Разык.
Вот они сблизились, точно сейчас насмерть сцепятся, уставились друг на друга. «За кого же мне заступиться, если произойдёт драка?» – подумал я, но ничего такого не произошло. Бригадир и учительница долго глядели друг на друга, и во взглядах их было что-то такое, чего я ещё никогда ни у кого не видел.
– Оббо, Мариямхон, – неожиданно рассмеялся дядюшка Разык, – вы упрямы, как тысяча русских.
– Я и есть русская! – засмеялась Мария Павловна.
На том они и помирились. Тётя Русская пообещала довести число членов нашей бригады до сорока. Двадцать человек будут работать до обеда, двадцать – после обеда. Тогда все мы сможем и учиться и работать.
– Договорились? – протянула руку Мария Павловна.
– Какие у вас мягкие руки, – сказал дядюшка Разык вместо ответа, покраснев как свёкла.
В тот день тётя Русская до вечера пропадала в нашей бригаде. Помогала своим приёмным детям – Закиру Тыкве и Розе, которая так натрудила руки, что не могла держать кетмень. Поужинав, мы отправились в правление колхоза на собрание. В чайхане, которая служит и клубом, было уже полно народу: шумной ребятни, болтливых старух, женщин с детьми, смешливых девок. В помещении стоял гул голосов. Прислушавшись, можно было уловить такие разговоры:
– Дильбар, письма есть от мужа?
– Ох, уже три месяца ни весточки.
– От моего тоже ничего.
– Лишь бы живы-здоровы были!
– Не слышали, один бекабадец без обеих ног вернулся с фронта?
– Слышала. Говорят, жена его на руках носит, как младенца.
– Парпи-бобо, на базар не ездили?
– Ездил, сынок.
– Какие там цены?
– Дороговизна, сынок.
– Слышали новость?
– Какую?
– Вчера в Яйпане говорили, дедушкина пушка в обратную сторону стреляет.
– Ври побольше!
В самый разгар толков в чайхану вошёл председатель, как обычно, в сопровождении матери. Хайри-хала присоединилась к женщинам, без устали обменивающимся новостями, Машраб-ака поднялся в президиум, позвенел колокольчиком, а когда шум стих, обратился к сторожу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59