Смотрел, как она поднимается, как расслабляет колени, как несколько раз прогибается в спине, и повторил пассаж еще раз.
– Итак, внимание. Приготовься.
Анна, опершись о шест, слушала музыку и Индржиха. (Почему это сегодня она никак не может сосредоточиться?) Видела, как Индржих подавал ей знак, чтобы она наклонилась, как бы ушла в себя и снова распрямилась. Разбег и прыжок!
Все было плохо. Анна рассчитала шаги на левую ногу, а Индржих хотел, чтобы она оттолкнулась правой. Помощник прокрутил фразу заново, и все пришлось повторить сначала. Индржих не попытался даже обнять ее.
– Левая, правая, левая, правая! Прыжок! – Голос Индржиха звучал нетерпеливо и раздраженно.
Надо сосредоточиться! – убеждала себя Анна, разбегаясь в третий раз.
Она чувствовала, как Индржих несет ее в напрягшихся руках. Какие крепкие и уверенные у него руки! Изо всех сил пыталась она удержать напряжение в мускулах живота. И вдруг что-то на нее нашло. Зачем, ради чего я здесь? Чтобы когда-нибудь в половине четвертого иметь право упокоиться на двух метрах под землей? Только она это подумала, как сразу же надломилась в поясе, и Индржих спустил ее на пол. Он и не старался скрыть свою злость.
– Скажи, пожалуйста, что это с тобой такое?
– Встала сегодня в шесть утра, – тихонько молвила Анна, и Индржих увидел, как тяжело оперлась она на шест и как тяжело переводит дух.
– Это твоя последняя большая роль! Раньше, чем кто-нибудь напишет новый балет, ты уже уйдешь на пенсию! – кричал он, жестом отослав помощника, который деликатно исчез в дверях.
– Фригия – твой последний жизненный шанс! – продолжал Индржих уже примирительно, а потом разговорился о Спартаке, о вечной борьбе за свободу.
Почему я так устала? – размышляла Анна. Как сквозь сон доносился до нее голос Индржиха, который говорил что-то о неразделенной любви.
Индржих знал, что Анне нужно немного передохнуть. Он изучил ее за эти четыре года и был уверен, что минуту спустя она снова придет в себя.
– Я подумываю о дублере, – сказал он наконец. С удовлетворением увидел, как Анна вопрошающе взглянула на него. Он был уверен, что это подействует лучше любого возбуждающего средства. – Пожалуй, Елена подошла бы.
Елена была в труппе второй год и мечтала о роли и об Индржихе. Наступила короткая пауза. Неожиданно Анна спросила:
– В таком случае ты отпустишь меня на неделю?
– Как отпустить? Куда? – не понимал Индржих.
– В двадцатых числах февраля у меня нет спектаклей. Как раз в это время школьные каникулы. Все репетиции я отработаю. – Она просительно смотрела на Индржиха. – Скоро я вообще перестану бывать дома.
– Ты хочешь уехать?
Анна кивнула.
– И это после того, что я тут тебе наговорил? – спросил Индржих серьезно.
– Этот мальчишка стал просто невыносим, – защищалась Анна.
– Выбрось все из головы! – оборвал ее Индржих. – Никуда ты не поедешь!
Он вышел из зала, и двери неслышно закрылись за ним.

На вечер было назначено родительское собрание и встреча с классом. У Анны в эту неделю было два представления, и она сказала себе, что лучше останется с Вашеком дома, тем более что он просил ее почитать «Сказку о добром разбойнике Румцайсе, Мане и сыночке их Ци́писеке». Только на другой день, без четверти одиннадцать, когда репетиция солистов была уже в полном разгаре, в зал прибежал помощник режиссера и сказал, что пани Бендову просили немедленно позвонить в школу. Анна перепугалась. Дождавшись, когда Индржих объявит перерыв, она бросилась в канцелярию.
– Не смогли бы вы заглянуть в школу? – услышала Анна несколько иронический голос учительницы и успокоилась лишь, когда та заверила ее, что с Вашеком все в порядке.
И вот теперь Анна сидит в кабинете природоведения, в окружении рыб на зеленоватых картах, и ждет, пока учительница скажет ей, в чем же все-таки провинился Вашек.
Она сегодня впервые увидела нового классного руководителя – Едличкова выделила специальное время, чтобы побеседовать с родителями трудных учеников.
– Знаете, что мне нравится в детях больше всего? – начала она, обращаясь к Анне.
Та изо всех сил сдерживалась, чтобы не показывать свое нетерпение.
– Что они видят мир таким, каким он должен быть. А их мир – в первую очередь это гармоничная семья.
Сколько ей может быть лет, раздумывала Анна. Преподает первый год, сама еще учится, а третьеклашек получила только потому, что пани Валешова не вернулась в школу…
– Неделю назад мы писали сочинение, – продолжала Едличкова и положила перед Анной тетрадь. – Мне кажется, это должно вас заинтересовать.
Анна открыла две последние исписанные страницы.
МОЯ МАМА ДОЛЖНА ВЫЙТИ ЗАМУЖ – было нацарапано большими неровными буквами.
Анна слегка порозовела и вытащила из сумочки очки. А прочитав все сочинение, почувствовала, как в висках у нее застучало. Но потом решила, что никому не позволит наслаждаться своим смятением.
– Когда вы позвонили мне в театр, я решила, он что-нибудь натворил, – произнесла она с невероятным спокойствием и отвагой.
Только на Едличкову это не произвело впечатления.
– Вы знали, что он приглашал коллегу Герольда к вам домой?
– Нет, не знала, – сказала Анна, чувствуя, как по спине у нее катятся капельки пота. – Я даже не знаю, кто такой коллега Герольд.
После того как Едличкова пояснила ей, что это учитель физкультуры и что Вашек звал к ним еще и сторожа, она быстро сунула очки в футляр, а футляр в сумочку и поднялась. Учительница улыбалась.
– Вашеку, как и каждому ребенку, нужен отец.
Анна держалась стойко.
– А что бы сделали на моем месте вы, пани учительница? – только и спросила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38