К перчаточнику приходит лисенок купить перчатки. Но денег лисенку не хватает.– Тогда ты не сможешь купить перчатки, – говорю я. (Такая отрицательная у меня была роль.)– Дяденька! Но маме так холодно, что шкурка на лапках трескается, – упрашивает лисенок.– Нет, не годится! Накопи денег и приходи снова. Тогда…– Иногда жгу сараи, – сказал он.– Прошу прощения?.. – Я слушал несколько рассеянно и решил, что лучше переспросить.– Иногда жгу сараи! – повторил он.– Я посмотрел на него. Он обводил ногтем контур зажигалки. Затем глубоко затянулся, подержал дым секунд десять и потихоньку выдохнул. Дым выплывал из его рта наружу совсем как эманация медиума у спиритов. Он передал мне косяк, проговорив:– Хорошая все-таки штука.Я кивнул.– Эту привезли из Индии. Я выбирал лучшего качества. Когда куришь ее, вспоминаются всякие странные эпизоды вместе с цветом и запахом. Вот такая вещь. При этом память… – он несколько раз прищелкнул пальцами, выдерживая небольшие паузы, – …совершенно изменяется. Вы так не думаете?Я согласился и тут же вспомнил суматоху на сцене во время спектакля, запах краски, картонные декорации…– Хотелось бы услышать о сараях, – сказал я.Он посмотрел на меня, и на его лице по-прежнему отсутствовало какое-либо выражение.– Можно начинать?– Конечно, – ответил я.– Все очень просто: разбрызгиваю бензин, подношу горящую спичку, воспламенение, и на этом – конец. Не проходит и пятнадцати минут, как огонь спадает.– И что дальше? – спросил я и закрыл рот, не в состоянии найти следующей подходящей фразы. – Почему ты жжешь сараи?– Что, странно?– Не знаю. Ты жжешь. Я не жгу. И между тем и другим есть определенное различие. По мне, чем говорить, странно это или нет, прежде хочется выяснить это различие. Для нас обоих. К тому же ты первый завел об этом разговор.– Да, это так. Кстати, а у вас есть пластинки Рави Шанкара?Я ответил, что нет.Он некоторое время пребывал в рассеянности.– Обычно сжигаю один сарай в два месяца, – сказал он и опять щелкнул пальцами. – Мне кажется, такой темп в самый раз. Несомненно, для меня.Я неопределенно махнул головой. Темп?– Значит, ты жжешь свои сараи?Он обалдело посмотрел на меня.– С чего это я должен жечь свои сараи? И почему вы думаете, что у меня их должно быть много?– То есть, – уточнил я, – это чужие сараи?– Ну да! Конечно! Поэтому… одним словом, это преступление. То же самое, что мы сейчас с вами курим здесь коноплю. Отчетливо выраженное преступление.Я молча сидел, поставив локоть на ручку кресла.– Это значит, что я без спроса поджигаю чужие сараи. Правда, выбираю такие, от которых не возникло бы большого пожара. Я не собираюсь устраивать пожары, просто хочется сжигать сараи.Я кивнул и затушил косяк.– А если поймают, проблем не возникнет? Во всяком случае, за поджог могут и срок дать.– Не поймают, – беспечно отмахнулся он. – Я обливаю бензином, чиркаю спичкой и сразу же убегаю.Затем наслаждаюсь, глядя издалека в бинокль. Не поймают. Потому что полиция не станет суетиться из-за какой-то одной сараюшки.– К тому же никому и в голову не взбредет, что респектабельный молодой человек на иномарке будет заниматься поджогами сараев?– Вот именно, – слегка улыбнулся он.– А она? Тоже знает об этом?– Она ничего не знает. О таких вещах я не говорю никому.– Почему тогда мне рассказал?Он приподнял левую руку и еле слышно поскреб пальцами по щетине.– Вы пишете повести. К тому же должны хорошо разбираться в мотивах человеческих поступков. Мне кажется, писатели… одним словом, прежде чем оценивать вещи и поступки, наслаждаются ими в первозданном виде. Потому и рассказал.Я на некоторое время задумался над его словами. Резонно…– Ты, наверное, имеешь в виду первоклассных писателей? – спросил я.Он ухмыльнулся.– Может, это выглядит странно. – Он вытянул перед собой руки и сцепил пальцы в замок. – В мире огромное количество сараев, и мне кажется – все они ждут, когда я их сожгу. Будь то одинокий сарай на берегу моря или посреди поля. Попросту говоря, любому сараю достаточно пятнадцати минут, чтобы красиво сгореть. Как будто его и не было в помине. Никто и горевать не станет. Просто – пшик, и сарай исчезает.– Так ты сам решаешь, нужен он или нет?– я ничего не решаю. Просто наблюдаю. Как дождь… Дождь идет. Река переполняется водой. Что-то сносится течением. Дождь что-нибудь решает? Ничего! Я верю в такую вещь, как нравственность. Люди не могут без нее жить. Я думаю, нравственность – это одновременное существование.– Одновременное существование?– Короче говоря, я нахожусь здесь и нахожусь там. Я нахожусь в Токио, и я же одновременно нахожусь в Тунисе. Я же упрекаю, я же и прощаю. Что еще имеется помимо этого?Вот те на…– Я считаю, это несколько крайнее мнение. В конце концов, оно строится на основе предположения. Говоря строго, если использовать только отдельное понятие «одновременность» – возникнет лишь сплошная неопределенность.– Понимаю. Просто я хочу выразить свое настроение в качестве настроения. Но… давайте закончим этот разговор. Я всю свою молчаливость сполна выговариваю, пропустив несколько стаканов спиртного.– Пиво будешь?– Спасибо, не откажусь.Я принес с кухни шесть банок, а к ним – сыр камамбер. Мы выпили по три, закусывая сыром.– Когда ты в последний раз сжег сарай? – поинтересовался я.– Сейчас вспомню… – Он задумался, слегка сжав опустевшую банку. – Летом… в конце августа.– А когда решил жечь в следующий раз?– Не знаю. В принципе, это не значит, что я составляю график, делаю пометки в календаре и сижу, жду прихода того дня. Появится настроение – еду жечь.– Но ведь в тот день, когда есть настроение, не обязательно имеется под рукой подходящий сарай?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31