А пока, сын мой, как всегда с наилучшими пожеланиями здоровья, и с любовью…»
Письмо было подписано твердым неразборчивым почерком Гэвина: «Твой отец» Часть третьяИСХОД Глава двадцатая Королева Гэвина была единственной дочерью нью-йоркского коммерсанта из джентльменов, умершего отнюдь не романтической смертью от водобоязни, когда Лорел было десять лет от роду, а ее брату шестнадцать. Поэтому детей вырастила супруга покойного, миссис Джеймс де Лонг, с помощью суровой древней няньки и благодаря щедрости дядюшки по отцовской линии. Помощь дядюшки была действительно щедрой и к тому же как нельзя более уместной, ибо, когда после смерти де Лонга разобрались в состоянии его финансов, оказалось, что он был в значительно большей степени джентльменом, чем коммерсантом. Он тогда как раз занялся оптовой торговлей привозным суконным товаром и опрометчиво предоставил ряд кредитов нескольким таким же благородным негоциантам, как он сам. К счастью, Флора Силден выходила замуж за Джеймса де Лонга не с пустыми руками, у нее оставались кое-какие личные средства, и, кроме того, ее приданое в десять тысяч долларов, вложенное в ценные бумаги, было все еще не тронуто, да еще существовал этот дядюшка. Однако ощутимых доходов, таких, какие подобают нью-йоркской семье с положением, у де Лонгов не было, и рассчитывать на их появление в будущем не приходилось.И миссис де Лонг решила жить скромно и бережливо, поджидая удобного случая. Ведь у нее есть дочь, по всем признакам обещающая превратиться в красавицу, и у нее есть сын, Роберт, который когда-нибудь сумеет сделать карьеру. Жила она по-прежнему в старом фамильном особняке на Юниверсити-Плас, лишь заперла несколько комнат наверху да рассчитала дворецкого и кучера. Ей оставалось только подождать лет восемь, пока Лорел войдет в возраст, да еще годиков пять-шесть, прежде чем Роберт займет подобающее джентльмену положение.И все бы получилось, как она задумала, если бы Роберт не сбился с пути истинного. Он изучал право в университете Нью-Йорка, но к концу второго года обучения настолько глубоко залез в долги, что дольше скрывать их от матери не было никакой возможности. Тут были и карточные долги, и неоплаченные счета от портных, из винных лавок и шикарных ресторанов, и, что самое ужасное («Никогда не прощу!» — воскликнула мать), от ювелиров и даже из зоомагазинов. Молодой человек слишком уж увлекся городскими дамами того сорта, которые постоянно требовали от него доказательств самозабвенной любви, а в противном случае не хотели иметь с ним ничего общего.Так что пришлось открывать семейные сундуки и платить. А потом последовала сцена: мать заявила Роберту, что он порочит доброе имя де Лонгов, что он «бесчестный и бессовестный негодяй», что он «распутник и подлец» и что «если бы отец на том свете узнал, то от такого позора он умер бы еще раз».Роберт, который успел повертеться среди нью-йоркских гуляк, слышал кое-что о покойном отце и знал теперь достаточно хорошо, что, как гласит известная пословица, «яблоко от яблони недалеко падает». Однако он стерпел оскорбления и промолчал.Скандал не прошел даром: Роберт забросил дамское общество и сумел все же окончить университет, правда отнюдь не в числе лучших, а скорее наоборот; нашел, не без дядюшкиной протекции, место клерка в адвокатской конторе на Уолл-Стрит — и вскоре сбежал с дочерью проезжего виргинского табачного плантатора, с каковой и сочетался браком в Роаноке. У плантатора были деньги и сколько-то там рабов, но совершенно, по словам миссис де Лонг, не было родословной. Она безрезультатно пролистала все светские календари в поисках его имени, и впоследствии, во время одной из редких вспышек открытой неприязни, сказала Гэвину: «Я не удивлюсь, если окажется, что в его жилах течет изрядная доля негритянской крови».Гражданская война застала Роберта в Виргинии. Он вовсю занимался там табаком, и возвращаться на Север не пожелал. Для миссис де Лонг это оказалось последней каплей, переполнившей чашу ее терпения — она лишила его наследства.Впрочем, наследовать было особо нечего — денег оставалось всего ничего, и надежды на замужество дочери улетучивались из-за долгов Роберта и его бегства в Виргинию. В эту пору в благородных семействах Нью-Йорка иметь брата-рабовладельца считалось дурным тоном… Мало того, денег на приданое не оставалось. А кому нужна девушка — пусть даже отличного происхождения и воспитания, но без приданого? И миссис де Лонг глядела в будущее мрачно.Ко всему еще, возникли сложности и с самой девушкой. Лорел выросла достаточно привлекательной внешне, но характер у нее сложился скверный. Она была в курсе финансового положения семьи, и оно ее не устраивало. В восемнадцать лет она не могла себе позволить те платья, которые ей хотелось; у нее не было своих драгоценностей — приходилось носить материны, а они, с ее точки зрения, безнадежно вышли из моды; де Лонги не имели собственного выезда, что лишало ее возможности показаться молодым людям в городе, и не могли позволить себе отправиться летом на какой-нибудь фешенебельный курорт — по существу, им приходилось таиться и изнемогать от жары в Нью-Йорке.Вот так обстояло дело, когда появился Гэвин.Его намерения вовсе не были лишены смысла. Прибыв в Нью-Йорк, он остановился в шикарном номере в отеле на Пятой Авеню, с окнами в парк, и тут же зачастил в холл и бар, стремясь завязать знакомства с нужными людьми. Это ему сразу удалось — он был самой интересной и необычной фигурой в этом громадном городе — богатым скотоводом с Дикого Запада. Дикарь, но дикарь с определенным достоинством и притом не ограниченный в средствах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97