Но расстояние не сокращалось, орловские рысаки под уланами отличались редкой выносливостью, а когда по лицам беглецов захлестали ветви деревьев, преследователи почти повисли на хвосте.
Махнув жене рукой по направлению к следующему перелеску, Дарган скинул с плеча ружье и, насыпав пороху на полку, нажал на курок. Он целился поверх уланских голов, у него не возникало и мысли всерьез стрелять в своих, потому что считалось большим грехом. Дарган был потомком примкнувших к староверам казаков донского атамана Некрасова, завещавшего им в Россию при царях не возвращаться, родину любить, в русских при ведении военных действий не стрелять. Некрасовцы осели везде – на Кавказе, в Турции, на берегах Дуная, – но наказ атамана для всех был одинаков.
Меж тем уланы сбавили напор, скорее всего, их остановила здравая мысль, что война уже закончилась и негоже рисковать жизнями из-за беглого солдата. Лишь один продолжал упорно приближаться к кромке перелеска, это был тот самый подпоручик из санитарного обоза.
Настойчивость хлыща вызывала бешенство, Дарган знал, что этим человеком движет одно желание – добыть деньги любыми путями. Хотелось выскочить навстречу и срубить неразумную голову, вряд ли ловелас оказал бы достойное сопротивление. Перезарядив ружье, казак пальнул крупной дробью, стараясь, чтобы заряд прошел рядом с плечом офицера.
Подпоручик откинулся в седле, схватился за правую сторону лица, видно было, как щека окрасилась кровью. Но и это не остановило его, им владело убеждение, что с раненым солдатом справиться он сумеет, зато деньги, хранящиеся в мешках этой парочки, достанутся только ему. Ведь в донесении разговор велся лишь о золотой цепи с медальоном, принадлежащей целому сонму французских кардиналов, а вовсе не о наличных деньгах. Значит, он имел на них полное право.
Безрассудность молодого повесы сгубила его. На скулах у казака расцвела та самая ярость, с которой он рубил французов в капусту, к тому же вспомнились насмешки этого офицерика по поводу его простого происхождения. Как только подпоручик ворвался под сень деревьев, Дарган пустил коня навстречу, взмахнув шашкой, выбил саблю из рук противника и заставил его заюлить глазами. Дворянин вырвал из-за пояса пистолет, направил его в грудь казаку, но и этот ход не принес никаких результатов. Дарган нагайкой играючи подцепил оружие за ствол и дернул на себя.
Он видел, как противник мысленно уже оделся в белый саван, как сковал его смертельный ужас, но на заросшем густой щетиной лице казака никакой жалости не отразилось. Подождав, пока подпоручик осмыслит свою роковую ошибку, Дарган со свистом рассек воздух клинком, подворачивая его так, чтобы над плечами жертвы после удара не возвышалось даже малого выступа.
Голова повесы дрогнула бровями и не спеша скатилась на землю. Дарган снял с пояса истекающего кровью всадника кожаный пенал со свинцовыми пулями, мешочек с порохом и пыжами, затем столкнул тело с седла, поймал за уздечку шарахнувшуюся было лошадь.
За деревьями замелькали уланские мундиры с золотыми пуговицами, конники продолжали осторожно двигаться вперед. Хорунжий из пистолета выстрелил в воздух и рысью направился к следующей группе деревьев. Следовало поскорее замести следы, чтобы окончательно оторваться от погони, хотя он был уверен, что после всего, что сейчас произошло, уланы вряд ли посмеют углубляться в чащу.

Второй день путники почти без остановок двигались только вперед. Солнце перевалило на западную половину небосклона, редкие перелески перешли в сумрачные дебри. Даргана заботила лишь одна мысль – поскорее пересечь границу с Россией, на просторах которой никто никогда никого не искал. Он давно осознал, что причиной всех бед стала злосчастная кардинальская цепь, если бы не она, то вряд ли бы за ними гонялись. Но что совершилось, то совершилось, оставалось лишь добраться до Терека живыми и невредимыми, а там постараться доказать, что ни к кардиналу, ни, тем более, к королю Франции они отношения не имеют. Намекнуть, что цепь возжелал выкупить богатый месье Месмезон из маленького городка под Парижем.
Дарган и представить себе не мог, что раритет вместе с медальоном давно уже и безвозмездно передала своему родственнику Софи, молчащая рядом, и считал, что ищут их еще и за драгоценности, которых оказалось достаточно в схроне на парижском подворье. Но если бы ему сказали, что кардинальская цепь с подвеской уже переданы по назначению господину Месмезону, а искать их продолжают лишь по одной российской причине – по однажды посланному в войска приказу, не имеющему обратного хода, каким бы ни казался он чудным, – он бы все осознал и успокоился.
Лес перешел в сухостой, под копытами лошадей зачавкала сырая почва, покрытая мхом, дальше начиналось болото. Нужно было уходить подальше от этого гиблого места. Окинув сумрачным взглядом унылую картину, Дарган уже тронул уздечку, чтобы завернуть лошадь назад, когда вдруг его внимание привлек угол то ли короба, то ли какого-то сундука, блеснувший из-за кочек. Он пригнулся к гриве, стремясь всмотреться получше, и заметил человеческие фигуры, успевшие позеленеть от водорослей.
– Месье д'Арган, там это… экипаж, – насторожилась спутница. Через мгновение она поправилась: – Но-но, там гренадьер.
– И ты увидала, – буркнул под нос казак и вытащил ногу из стремени. – Надо прощупать, может, в сундуке что имеется.
– Месье, земля мягкий, – воскликнула женщина.
– Вижу. Да больно уж заманчиво угол блестит, он вроде как медный. Наверняка внутри что-то есть.
Он спрыгнул с седла и, стараясь попадать сапогами на толстые сучья, направился к тому месту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117