Она подошла к небольшому столу и осторожно опустилась на деревянный стул, кутая плечи в одеяло.
Бакстер открыл холодильник и положил на бумажную тарелку два ломтика хлеба, несколько ломтиков уже отрезанного холодного мяса и швырнул тарелку на стол.
– Ешь.
Энни начала есть, Бакстер наблюдал за ней. Ела она не торопясь, хотя чувствовала такой голод, что ей было даже нехорошо.
Бакстер достал себе из холодильника банку пива, а перед Энни поставил пакет молока, хотя стакана и не дал. Он уселся напротив нее и произнес:
– Больше не получишь, так что не проси.
Энни решила, что пора уже попытаться втянуть его в какой-то нормальный разговор. Сейчас он казался ей немного успокоившимся, удовлетворенным, довольным собой, так что, возможно, ей удастся из него что-нибудь вытянуть. Она постаралась придать своему голосу приветливый тон, как будто ничего особенного не произошло и Бакстер ее только что не истязал и не насиловал.
– Сколько у нас продуктов, Клифф? – спросила она.
– На два-три месяца хватит. Свежих примерно на неделю или около того. Но есть консервы и концентраты. И полно пива.
– А что потом?
– А потом я съезжу в город и куплю еще. А что? Тебе куда-нибудь нужно?
– Просто хотела узнать, сколько мы здесь пробудем и когда поедем домой.
– Ты и так дома, радость моя.
– Я хотела сказать, домой в Спенсервиль.
– А зачем тебе туда надо?
– Мне казалось, мы там живем.
– Да? – улыбнулся он. – Не думаю. Мы теперь в отставке, голубушка. И тот дом я продам.
– Ну что ж. По-моему, это неплохая мысль. – Ей не хотелось пить из пакета, но все же пришлось это сделать. Потом она, как бы между делом, спросила: – А когда мне можно будет позвонить?
Бакстер хмуро посмотрел на нее.
– Когда начнешь раскаиваться в том, что наделала.
– Я уже раскаиваюсь, Клифф. Мне очень жаль, что так получилось. Когда ты меня простишь?
– Никогда. Но в один прекрасный день я могу сделать твою жизнь чуть-чуть полегче. Однако до этого дня нам еще очень, очень далеко.
Она кивнула, отлично сознавая, что такой день никогда не наступит. Энни понимала: опасно напоминать ему, что детей нельзя будет долго держать в отдалении, что на День благодарения или самое позднее на Рождество они захотят приехать на Грей-лейк. А кроме того, существовали ведь и ее сестра, ее родители, другие родственники, да и его родные тоже. Однако напоминание о том, что есть внешний мир, с которым все равно придется считаться, могло бы побудить его сорваться, и тогда неизвестно, чем и как все обернется. Однако, спросив насчет возможности позвонить по телефону, она уже затронула эту тему и теперь видела, что Бакстер задумался.
– Если я позвоню, люди не будут недоумевать, куда мы пропали, – проговорила она. – Скажу им, что мы уже вернулись из Флориды и…
– Об этом пусть у меня голова болит. Может быть, на следующей неделе или через неделю. Пока мы для всех во втором свадебном путешествии во Флориде. Я не обязан ни перед кем отчитываться. Я в длительном отпуске, и никому, кроме меня самого, нет никакого дела, где и как я его провожу. Дети уже не маленькие, у них своя жизнь и им на нас наплевать. Буду им время от времени звонить.
– Хорошо, – кивнула она. Потом посмотрела на него и спросила: – Клифф, ты заставил меня заплатить за то, что я сделала, – я получила по заслугам. Почему бы теперь нам не сделать вид, будто ничего не случилось и не вернуться в Спенсервиль? Ты же сам понимаешь, что тебе нужно назад, на работу, что тебе еще несколько лет дослуживать. Я поняла, как надо себя вести, я очень… сожалею о том, что случилось, и подобное больше не повторится, обещаю тебе. Ты именно тот, кто мне и нужен. – Говоря все это, она внимательно наблюдала за ним и видела, что ее слова достигают цели, он начинает над ними задумываться. – Ни к чему нам торчать здесь слишком долго, – продолжала Энни. – Я поняла, что должна делать, чтобы ты был доволен и счастлив, и могу заниматься этим и в Спенсервиле. А если мы через пару-тройку недель вернемся, то избежим необходимости отвечать на массу вопросов. Договорились?
Он молчал не меньше минуты, потом поднялся, но так ничего и не сказал. Клифф пристально смотрел на нее, и она тоже встала, еще плотнее обернув вокруг себя одеяло. Они глядели друг на друга, и Энни чувствовала, что в нем происходит какая-то внутренняя борьба. Она не знала, в какой мере его поведение было продиктовано яростью, а в какой являлось следствием каких-то психических отклонений. Ее пугало, что за эти последние три дня он нисколько не успокоился – даже наоборот, держался все хуже и хуже.
Наконец Бакстер улыбнулся и приветливо произнес:
– Похоже, тебе захотелось вернуться к тому, как мы жили, только чтобы было еще лучше, чем раньше.
– Да.
– Значит, ты меня любишь. Иначе ты бы не стала обещать и делать все это человеку, который тебе неприятен.
– Да, не стала бы.
– Ты меня любишь? – спросил он. Энни не отвечала.
– Скажи, что ты меня любишь.
Она понимала, что должна сказать, всего лишь произнести эти три слова, – в противном случае он поймет, что все сказанное ею до сих пор было ложью. – Скажи мне, что ты меня любишь.
– Нет, не люблю.
– Не верю. Но я тебя люблю.
– Если бы ты меня любил, ты бы со мной так не поступал.
– Я не сделал ничего такого, на что ты не напросилась бы сама. Разве я поступал так с тобой прежде, пока ты не сбежала и не разлеглась под этим типом? Поступал?
– Ты… нет, не поступал.
– Вот видишь?! Тебе просто не нравится расплачиваться. Не нравится отвечать за свои поступки. Вот в чем беда с вами, бабами. Вечно стремитесь получать что-то за просто так, проехаться на халяву и ни за что не платить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93