Холлису хотелось как можно скорее убраться с дороги на случай появления "волги", и он сказал Павлу Федоровичу:
- Моя жена очень устала.
- Да, да. Идите за мной. - Он повел Холлиса и Лизу в дом.
Они вошли в большую комнату, которая служила одновременно и кухней: дровяная плита, сосновый стол и стулья, на бревенчатых стенах развешана всякая утварь, в углу прислонились два велосипеда. Здесь очень неуместно смотрелся холодильник.
Павел подвинул к ним два стула.
- Да вы садитесь, садитесь, - пригласил он.
Холлис и Лиза сели.
- Водки! Чашки! - крикнул хозяин жене.
Открылась дверь, и в комнату вошли мужчина и женщина, а с ними девочка-подросток и мальчик помладше. Женщина поставила на стол миску с огурцами и удалилась вместе с детьми. Мужчина подсел поближе к Холлису и все время улыбался. Вошла еще одна семья, и сцена повторилась. Вскоре вдоль стены сидело человек двадцать соседей, пришедших выказать свое радушие иностранным гостям.
Водка потекла рекой. Кто-то принес даже армянский коньяк. Стол был уставлен закусками - в основном нарезанными овощами, вареными яйцами и соленой рыбой. Холлис проглотил вторую порцию водки и сказал Лизе по-английски:
- Не означает ли это, что мы должны пригласить их на коктейль?
Лиза посмотрела на него и с чувством воскликнула:
- Как мне все это нравится! Невероятные впечатления!
- Да, действительно. - Он поднял свою чашку и ее немедленно наполнили "перцовкой".
Сначала говорили мало, в основном просили передать тарелку или бутылку с тем или другим. От людей исходил невыносимый запах, но после четвертой чашки водки Холлис, казалось, уже не замечал его.
- Теперь я знаю, почему они столько пьют, Лиза!
- Почему?
- Водка убивает нюх.
- И чувство боли тоже. Она убивает разум и тело. Разве мы чем-нибудь отличались бы от них, родись мы в этой деревне?
Холлис разглядывал их загорелые обветренные лица, усталые глаза, землистые руки.
- Не знаю, - отозвался он. - Но только уверен, что здесь происходит нечто дерьмовое. Что-то не то.
- А мне здесь так хорошо, Сэм!
Все улыбнулись в ответ, а мужчина, сидящий рядом, спросил:
- Где вы научились русскому?
- У бабушки, - ответила Лиза.
- А-а... Вы - русская!
Похоже, это вызвало очередной тост, и все снова налили и выпили.
Мужчина, сидящий позади Холлиса, похлопал его по спине.
- А вы? Где вы научились вашему плохому русскому?
Холлис поднял литровую бутыль водки.
- Вот у этой бутылки, - ответил он, и все громко расхохотались.
Сэм посмотрел на Лизу, которая весело болтала с молодым человеком, сидящим напротив, и подумал, что он еще ни разу не видел ее такой оживленной и веселой. Его очень тронуло то, как все эти люди принимают ее, а также ее близость к ним, и он, наконец, понял, насколько она ему нравится.
Он наблюдал с интересом за этими женщинами и мужчинами - простыми русскими крестьянами. И государство, и городские жители считали их людьми второго сорта. Еще недавно их насильно держали в деревнях, словно крепостных. В этой стране их было сто миллионов - темных людей, как говорили в царской России, и, несомненно. Лизина бабушка рассказывала о них. На своих спинах крестьяне несли всю тяжкую ношу государства и мира, а взамен получали чертовски мало. Их избивали и убивали помещики и комиссары, сгоняли, как стадо, в колхозы, забирали урожай, оставляя ровно столько, чтобы не умереть с голоду. И чтобы завершить процесс по уничтожению их душ, запретили церковь. А когда Россия нуждалась в огромных армиях, этих несчастных миллионами отправляли на фронт, и они миллионами погибали, не сказав ни слова протеста. Ради матушки России. И Холлис вслух проговорил:
- Да поможет им Бог.
Лиза взглянула на него и, похоже, поняла.
- Да поможет им Бог, - повторила она.
Холлис и Лиза с удовольствием ели и пили все, чем их угощали. Потом начались расспросы об Америке. Вопросы задавали в основном мужчины. И он спросил Лизу:
- Почему вы не поговорите с женщинами?
- Почему бы вам не пойти к черту?
Холлис рассмеялся.
- А это правда, что банки могут отобрать у человека ферму, если он не расплатится с долгами? - спросил один из мужчин.
- Да, - ответил Холлис.
- И что тогда делать этому человеку?
- Он... он ищет работу в городе.
- А если он не сможет найти работу?
- Он получает пособие.
Все кивнули.
- А каков штраф, если ты оставляешь у себя продукты?
- Фермер владеет всей своей продукцией, - ответила Лиза. - Он может продавать ее когда угодно и где угодно, где ему дадут более высокую цену.
Мужчины переглянулись, в их глазах мелькнул огонек недоверия, и один из них спросил:
- А что, если ты не сможешь продать ее?
- Я читал, что они скорее убьют свою скотину, чем продадут за копейки, - вставил другой.
- А что бывает, если пропал урожай? Как тогда живет семья?
- Что, если свиньи или коровы падут от какой-нибудь болезни? Можно получить помощь от государства?
В этот вечер Холлис понял, чего русские боялись больше всего: беспорядка, хаоса, государства без вождя, без царя-батюшки. Наследственная память всех времен смуты, голода, гражданской войны и национальной раздробленности была крепка. Они охотно бы променяли свободу на защищенность. Отсюда и вера в то, что внушало государство: рабство и есть подлинная свобода.
И Холлис наклонился к Лизе:
- У нас было бы больше взаимопонимания, если бы мы говорили о капитализме на Марсе.
- Мы ведем себя правильно. Только будьте с ними честным.
- Может, мне предложить им бастовать? - улыбнулся Сэм.
- После водки все сойдет.
Девочка лет пятнадцати спросила Лизу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141