— А мы останемся. Пожалуйста, зовите меня просто Джоан, — попросила она.
Избегая взгляда Тома Гренвила, Абрамс направился к бару, хотя пить больше не хотел.
— Кто-нибудь еще выпьет?
Никто не ответил, а Джордж ван Дорн сказал:
— Действительно, оставайтесь.
— Не следует так поздно ехать на метро в Бруклин, — добавила Китти ван Дорн.
— Я собирался поехать на такси, — сказал Абрамс.
Опять молчание. Абрамс не знал, было ли это смешно или неловко, была ли это демократия в действии или просто вежливость знати. Они старались изо всех сил, но от их усилий у него начинала болеть голова. Джордж ван Дорн нашел окурок своей сигары в пепельнице и закурил.
— Клаудия дала вам все необходимое?
— Да, спасибо, сэр.
— Отлично. — Он выпустил облако дыма. — Знаете, она наш клиент. Она не служанка или что-то еще в этом роде.
— Она так и сказала.
— Правда? — Он откинулся в своем кресле. — Ее дедушкой был граф Лепеску, лидер румынского движения Сопротивления во время немецкой оккупации. Я полагаю, что она и сама вроде как графиня. Здесь она проживет еще некоторое время.
Абрамс посмотрел на Джоан Гренвил, сидевшую по-турецки на полу, с задранным на бедра платьем, и созерцавшую огонь. Абрамс вдруг представил себе уик-энд университетского женского клуба в Уэллесли или в Беннингтоне: много пива, еды, гитар и веселых голосов. На стульях разбросано лыжное снаряжение тысяч на пятьдесят, а на полу — лыжницы. Там были маленькие носики и соответствующие им маленькие груди, десятки розовых пальчиков без лака на ногтях и так много волос цвета соломы и голубых глаз, что можно было снимать «Деревню проклятых». За окном — огромное красное зимнее солнце, садящееся за заснеженный, покрытый березами холм, а в камине потрескивает огонь. Он никогда не видел подобного, но ведь не видел же он свою поджелудочную железу, хотя знал, что она была там, где ей положено быть.
— Его схватили красные, — сказал ван Дорн.
— Кого? — не понял Абрамс.
— Графа Лепеску, деда Клаудии. Им не нравился его титул. Они его расстреляли. Семью отправили в лагерь на перевоспитание. Большинство его родственников умерли. Хорошая награда за борьбу с нацистами. Война — дерьмо. Я это уже, кажется, говорил?
— Джордж, — заметила Китти ван Дорн, — пожалуйста, следи за своими выражениями.
— Русские тоже дерьмо. Любят расстреливать людей. — Он допил виски. — После смерти Сталина остатки семьи Лепеску были выпущены из лагеря. Отец Клаудии пошел работать на фабрику, женился на фабричной девчонке. Она и родила Клаудию. Ее мать умерла несколько лет назад. Длительное время мы пытались вызволить Клаудию из Румынии.
— Кто пытался?
— Мы. В конце концов выцарапали девушку прошлой осенью. Сейчас пробиваем ей вид на жительство.
— Зачем?
Ван Дорн посмотрел на Абрамса.
— Зачем? Мы их должники. Мы платим по счетам.
— Кто эти должники?
— «О'Брайен, Кимберли и Роуз».
— А я думал, речь идет о вашей бывшей разведслужбе.
Все молчали. Том Гренвил подошел к окну:
— Машина уже ждет. Пойдемте?
Ван Дорн посмотрел на часы.
— Куда подевалась Клаудия? Ей требуется целая вечность, чтобы одеться.
Абрамс поставил свой стакан на каминную полку.
— Она что, едет с нами?
— Да, — ответил Гренвил. — У вас какой столик?
— Кажется, четырнадцатый.
Брови у Тома Гренвила поползли вверх.
— Значит, вы сидите с О'Брайеном и Кэтрин?
— Разве?
Ван Дорн уронил пепел с сигары в свой стакан.
— Я тоже сижу за четырнадцатым. В этом году фирма заказала одиннадцать столиков. А раньше мы занимали и двадцать, и тридцать… — Он с силой воткнул окурок сигары в пепельницу. — Ну-ка, девушки, пойдите и поторопите нашу принцессу.
В этот момент в гостиную вошла Клаудия. На ней было черное шелковое вечернее платье и серебристые туфельки. В руках она держала серебристую сумочку. Клаудия с улыбкой произнесла:
— Ее высочество готовы. Дело в том, что горничные Ее высочества объявили забастовку. Ее высочество просит извинить ее.
— Ты выглядишь потрясающе! — сказала Китти ван Дорн.
Абрамс подумал, что мог бы поспорить на недельную зарплату, что кто-то должен был это произнести.
Клаудия посмотрела на Тони:
— Вы поедете в машине с нами?
— Если там будет место.
Ван Дорн громко сказал:
— Места достаточно, едем.
Все надели плащи и пальто и вышли на улицу. Вечер был холодным и влажным. У тротуара ждал громадный «кадиллак». Шофер открыл правую заднюю дверь. Абрамс забрался в машину последним и занял откидное сиденье, оказавшись лицом к тем, кто сидел сзади.
Джордж ван Дорн быстро отыскал бар и налил себе виски.
— Эта жидкость кажется вкуснее в любом передвигающемся аппарате — катере, самолете, машине…
Китти ван Дорн посмотрела на него с укором:
— Джордж, впереди еще такой длинный вечер.
— Не такой уж длинный, если он будет пить так интенсивно, — вставила Джоан Гренвил. Она рассмеялась, и Тони заметил, как Том легонько толкнул ее ногой.
Когда машина тронулась, ван Дорн поднял свой стакан:
— За графа Илие Лепеску, майора Генри Кимберли, капитана Джона Гренвила и за всех тех, кого нет с нами в этот вечер.
Пока лимузин ехал по Парк-авеню, все молчали. Клаудия подалась вперед и положила руку на ногу Тони. В полумраке машины в девушке, казалось, проглядывало что-то семитское, и он подумал, что связь с женщинами, черты лица которых чем-то напоминали его собственные, — это, видимо, рок. В его жизни не было и, вероятно, не будет места для таких, как Джоан Гренвил или Кэтрин Кимберли. «Что, может, и к лучшему», — подумал он.
Джордж ван Дорн выглядел так, будто собирался провозгласить еще один тост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174