Во всех предыдущих тайных контактах с русскими именно он всегда занимал наступательную позицию. Его единственная встреча с Андровым два года назад закончилась тем, что Торп прочитал этому русскому нотацию относительно необходимости соблюдения его связными правил личной гигиены. Но теперь ситуация изменилась. Сегодня была последняя ночь, когда Торп был нужен русским и, соответственно, мог выпросить себе право на будущее.
Андров с издевкой продолжил:
— Для человека, который так любит повыступать, ты сегодня что-то очень тихий.
Торп осознавал, что должен держать себя в руках. В то же время, ему нельзя пресмыкаться перед ними. С хорошо взвешенной долей недовольства он произнес:
— Я хотел бы узнать, почему вы не проинформировали меня об изменении времени операции? Я также хотел бы узнать, какие вы приняли меры по обеспечению моей безопасности?
Андров ответил:
— Первое. Время операции сдвинуто в связи с последними событиями, в том числе с полученной тобой от Уэста информацией. Второе. Если бы ты действовал в соответствии с планом и пошел бы на вечеринку к ван Дорнам, то встретился бы там с Клаудией и получил от нее необходимые инструкции. Ты удовлетворен ответами?
Торп кивнул.
— Полагаю, — добавил Андров, — что ты не явился бы сюда, если бы тебя к этому не вынудили какие-то чрезвычайные обстоятельства. Так что это за обстоятельства?
Питер положил ногу на ногу.
— Николас Уэст мертв. Его убила Ева. Я убил ее.
Андров обвел взглядом комнату, посмотрел на Генри Кимберли, затем на Торпа.
— Это прискорбно, но уже не имеет значения. Скажи мне, где ты был сегодня после обеда?
Торп облизнул губы.
— Есть еще одна причина. После смерти Уэста я посчитал необходимым до конца разобраться с той информацией, которую он мне сообщил… В общем… я решил похитить… Кэтрин Кимберли. — Он взглянул на Генри Кимберли, однако лицо его оставалось непроницаемым. — Но она была с Тони Абрамсом, поскольку теперь он тоже влез в это дело…
— Теперь это тоже не имеет значения, — сказал Андров. — Судя по всему, твоя попытка похищения окончилась неудачей? Абрамс был здесь сегодня. А мисс Кимберли находится сейчас у ван Дорна.
Торп почувствовал, что, несмотря на работающий в комнате кондиционер, на лбу у него выступила испарина. Он откашлялся и пробормотал:
— Я не подозревал, что вы…
— Ты о многом не подозревал, Питер, — жестко сказал Андров. — Насколько я понимаю, нет ни политических, ни личных мотивов, которые заставляли бы тебя верить в социализм. Ты же индивидуалист до мозга костей. К тому же ты еще и не очень умен: ведь ты способствовал разрушению системы, которая породила тебя и которая единственная может обеспечить тебе выживание. Поверь мне, в том мире, который ты помогаешь создать, ты долго не протянешь.
Торп вспомнил вдруг то, что говорил ему перед смертью О'Брайен. И предостережения Уэста. Значит, они оба были правы?
Андров вновь откинулся в кресле, сложив руки на животе.
— Но ты прикончил О'Брайена. Это лучшее из того, что ты когда-либо сделал. Ладно, мы, может быть, оставим тебя в живых, если придумаем тебе какое-нибудь занятие.
— Джеймс Аллертон — это второй «Талбот»? — неожиданно спросил Торп.
— Да, — улыбнулся Андров. — И, как ни странно, он тебя любит, хотя ты явно не испытываешь к нему высоких сыновних чувств. Сейчас он обижен на тебя: ты забыл послать ему открытку на День отцов. Видишь, какой неожиданной стороной оборачиваются твои мелкие прегрешения? Ведь одной этой открыткой ты купил бы себе право на некоторую защиту в нынешней чрезвычайной ситуации.
Торп понимал, что Андров издевается над ним, но по тону русского он почувствовал, что смертный приговор еще не вынесен. Более спокойным, чем минуту назад, тоном он спросил:
— Где сейчас мой отец?
— В Кэмп-Дэвиде, — ответил Андров. — И еще до восхода солнца он сообщит президенту кое-что весьма интересное. — Андров перегнулся к стоящему у стены столу и достал кожаный саквояж. — А теперь приступим к следующему вопросу повестки дня. — Он повернул саквояж к Генри Кимберли. — Как утверждает мистер Торп, это принадлежит вам.
Кимберли уставился на старый саквояж. Андров сунул руку внутрь, вытащил перевязанную пачку бумажных листков и передал их Кимберли. Тот внимательно рассмотрел пожелтевшие бумаги. Это были письма, написанные на ходивших во время войны специальных листах, которые складывались в конверты. Адрес был выведен взрослой рукой, а дальше шли детские каракули и рисунки — цветочки, сердечки и буквы "X", означавшие поцелуй. Кимберли прочел наугад несколько строчек:
«Когда ты победишь и вернешься? Папочка, я люблю тебя. ХХХХ, Энн».
Генри Кимберли взглянул на Андрова.
— Где вы это взяли?
Андров протянул американцу три плотных листа фотокопий.
— Это все вам объяснит.
Кимберли развернул листы и увидел надпись:
«Леди Элинор Уингэйт, Бромптон-Холл, Тонгэйт, Кент».
Под надписью начинался текст.
«Дорогая мисс Кимберли. Писать вам меня заставляет необычное и, судя по всему, весьма знаменательное событие».
Кимберли не стал читать дальше. Невидящими глазами он уставился в глубину мансарды.
— Вскоре после прибытия в Москву мне сказали, чтобы я не задавал вопросов о своих близких, — задумчиво произнес он. — Мне сказали, что так будет легче для меня самого… Если я умер для них, то и они должны умереть для меня. Правда, на первых порах раз в год мне сообщали о моих дочерях, но со временем я потерял к ним интерес… Мертвых ведь не интересуют дела живых… — Кимберли взглянул на Андрова. — А в последний месяц на меня почему-то нахлынули воспоминания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174