— Они даже и слушать меня не станут.
— Так заставь их слушать!
— Люди по ту сторону стен собора считают, что фении для полиции и правительства Нью-Йорка такие же преступники, как и уличные банды грабителей и насильников. Они не могут договориться с тобой, Флинн. По закону они обязаны арестовать тебя и бросить в тюрягу к убийцам и насильникам, потому что, по их понятиям, все террористы — это те же воры и убийцы и даже еще хуже…
— Заткнись!
На несколько секунд воцарилось молчание, затем Бурк опять заговорил, но уже более спокойно:
— Я объясняю тебе, какова их позиция, и говорю то, о чем умалчивает Шрёдер. Да, мы пока проигрываем, но на уступки не пойдем никогда. Вам лучше сдаться… достойно… выторговать самые лучшие условия, сложить оружие.
— Нет. Ни один мой человек не согласится ни с какими предложениями, пока не выполнят наши условия.
Бурк понимающе кивнул:
— Ладно, сообщу вашу позицию… Может, пока еще не поздно что-то придумать, чтобы сохранить твою жизнь, жизнь твоих людей, заложников и собор… Но люди, находящиеся в лагерях для интернированных… — Бурк с сомнением покачал головой: — Лондон никогда…
Флинн тоже покачал головой:
— Все или ничего!
Оба замолчали, каждый оставался в полной уверенности, что сказал больше, чем хотел. А еще понимал, что то маленькое доверие, возникшее было между ними, исчезло.
С лестницы донесся голос Пэда Фитцджеральда:
— Отец Мёрфи пришел.
Флинн повернулся и приказал:
— Пусть идет вниз, к нам.
Священник, пошатываясь, медленно спустился по мраморным ступенькам, держась за медные перила. Его лицо, перевязанное бинтами, озарила улыбка, и, просунув руку между прутьями решетки, он тихо проговорил:
— Патрик, рад видеть тебя.
Бурк пожал руку священника, спросив:
— С вами все в порядке?
Мёрфи кивнул:
— Смерть была совсем рядом, но, видно, мой час еще не настал. Господь пока не хочет видеть меня у себя.
Бурк отпустил руку священника и отдернул свою. Флинн быстро просунул руку сквозь прутья:
— Ну-ка, дай мне это.
Бурк разжал руку, и Флинн схватил клочок бумаги, лежащий на ладони.
Развернув бумагу, он прочел слова, написанные карандашом:
«Последнее сообщение из исповедальни передал Хики».
Далее следовало довольно точное описание мер по обороне собора. Флинн, сердито нахмурив брови, еще раз взглянул на начало:
«Последнее сообщение… передал Хики».
Что бы это могло значить?
Он положил клочок бумажки в карман и взглянул на стоящих мужчин. Когда он начал говорить, в его голосе не чувствовалось раздражения:
— Я горжусь этими людьми, Бурк. Они не теряют присутствия духа. Даже эти двое святых отцов заставляют нас, я бы сказал, все время держать ухо востро.
Бурк повернулся к Мёрфи:
— Вам никому не нужен доктор?
Мёрфи мотнул головой и ответил:
— Нет. Травмы небольшие, доктор тут ни к чему. У нас все в порядке.
— Тогда все, святой отец. Возвращайтесь обратно, — сказал Флинн.
Мёрфи заколебался и осмотрелся. Он бросил взгляд на цепь и висячий замок, затем на Флинна, который стоял рядом, высокий, но далеко не массивный.
Флинн мгновенно почувствовал опасность и отпрянул назад. Его правая рука скользнула вниз, пальцы потянулись к поясу, он в любой момент мог выхватить пистолет.
— Раньше священники изрядно донимали меня, так что теперь моя очередь дать вам сдачи. Лучше уж не предоставляйте мне повода и поскорее уматывайте отсюда.
Мёрфи понимающе кивнул, повернулся и начал подниматься по ступенькам. Остановившись, но не обернувшись, он тихо бросил через плечо:
— Пат, скажи там всем, что мы не боимся.
— Они знают, отец, — ответил Бурк.
Мёрфи несколько секунд постоял у входа в склеп, затем повернулся и скрылся за изгибом лестницы.
Флинн небрежно засунул руки в карманы, затем посмотрел на пол и стал медленно поднимать голову, пока не встретился взглядом с Бурком. Он заговорил спокойно, без всякого металла в голосе, как было, когда он разговаривал с отцом Мёрфи:
— Обещай мне кое-что, лейтенант…
Бурк выжидал.
— Обещай мне, что если они пойдут на штурм, ты будешь с ними.
— Что-что?..
Флинн между тем продолжал:
— Видишь ли, если ты не пойдешь на штурм вместе со всеми, то ты не увидишь того, что должен бы видеть, и не сможешь говорить о том, о чем должен говорить. Подсознательно мысль об этом станет тебя все время терзать, и ты не сможешь жить в мире с самим собой. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду.
Бурк почувствовал, как у него во рту пересохло от волнения. Он подумал о дурацком поведении Шрёдера.
Для рядовых полицейских ночка выдалась та еще. Линия фронта катастрофически приближалась. Он поднял глаза на Флинна и едва заметно кивнул.
Флинн понял его без слов. Отведя взгляд от Бурка, он попросил:
— Не уходи больше из дома настоятеля.
Бурк ничего не ответил.
— Оставайся поблизости. Оставайся там, особенно перед рассветом.
— Я буду рядом.
Флинн перевел взгляд на ризницу и обратил внимание на алтарь для священнослужителей в маленькой часовне, задняя часть которого находилась прямо под алтарем часовни Богоматери. За алтарем виднелись арочной формы высокие готические окна, выходящие на восток и залитые мягким, призрачным светом от искусственного освещения. Он долго всматривался в окна — они создавали эффект занимающейся зари, — а затем тихо произнес:
— Самые лучшие, самые удачные и самые полезные часы моей жизни я провел под покровом темноты, но никогда еще так не боялся увидеть восход солнца.
— Я понимаю твои чувства.
— Ну что же… А те, что снаружи, — они тоже боятся?
— Думаю, что да.
Флинн медленно кивнул и заметил:
— Рад слышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191