Плэкетт. Несчастный Carausius Morosus!
Майкл. Да уж, действительно несчастный. Но я рад, что теперь занимаюсь тараканами.
Плэкетт. Вот и хорошо. Тогда пошли работать.
Они беседуют по пути из кабинета в лабораторию.
Майкл. Да, как себя чувствует леди Мери? Ей не лучше?
Плэкетт (задумчиво). Нет… Увы, нет. Ты знаешь, я…
Останавливаются.
Майкл. Вы хотели что-то сказать?
Плэкетт. Надеюсь. Да, я очень надеюсь, что опасность меньше, чем ей представляется.
Майкл. Так что все зависит…
Плэкетт. Да, от результатов анализов.
Майкл. Когда они будут?
Плэкетт. Завтра или послезавтра.
Майкл. Я буду вас ругать.
Плэкетт. Да, не повредит.
Майкл. А как… э-э… как… Вам ничего не писала… э-э…?
Плэкетт. Сильвия?
Майкл. Э-э… да.
Плэкетт. Видел бы ты сейчас себя. Олицетворенное смущение.
Майкл (смущенно). Мм.
Плэкетт (с иронией). Ах, Сильвия, прелестное создание. Она пленила тебя с первого взгляда.
Майкл (он по-прежнему являет собой образец смущения влюбленного). Да, я… я думаю… э-э…
Плэкетт. Но тебе я это прощаю. В конце концов, никого, кроме тебя, я для нее не желаю, так что можешь быть спокоен. Что до твоего вопроса, то с начала учебного года она нам еще не писала. А теперь, дабы не нарушить трудовую дисциплину и избавить тебя от неловкости, воздержимся от праздных разговоров и займемся трудным и тонким делом пересадки ганглия… (Плэкетт нажимает на магнитофонную кнопку.) Что сегодня слушаем?
Майкл. Моцарта.
Плэкетт. У тебя просто страсть к нему. (Он роется в кассетах.) Так. Моцарт. Концерт «К 467». Годится?
Майкл. Замечательно.
Плэкетт. Я думаю!
Он нажимает на кнопку. Музыка начинает звучать, но скоро прекращается. Пауза. Музыка снова слышна, но очень тихо, ее заглушают стенки стеклянной камеры, в которой теперь происходит действие. Звучит конец второй части концерта.
Анджела. Это не дело, Генри, надо поесть.
Генри (еле слышно мычит). Ммм…
Анджела. Ну поешь, Генри… Хотя бы ради меня… Ну пожалуйста…
Генри (понимая, что дурное настроение не стоит обращать в грубость). Ладно.
Анджела (с заметным облегчением). Вот хорошо, ты сразу почувствуешь себя гораздо лучше. Я тебе совсем немного положу. Вот. Не пойму, что с тобой происходит в последнее время. Объяснил бы.
Генри. Не знаю, сможешь ли ты понять.
Анджела. Генри, как тебе не совестно! После стольких лет жизни!
Генри. Прости, я и сам плохо понимаю, что со мной. Это началось с того самого дня, когда они вылупились… то есть, конечно, не сразу, а после того, как ОН пришел и забрал их… Я никогда, никогда не забуду, как ОН взял и забрал их… Уже год прошел. Ты, я помню, очень убивалась, я должен был держаться и больше беспокоился за тебя. Потом мы оба как будто успокоились – все-таки у нас остался Себастьян.
Анджела. И Энтони…
Генри. Да. И Сильвия…
Анджела. Да, и Сильвия, конечно. (С легким смешком.) Странно, мне даже не верится, что раньше мы жили без нее.
Генри. Да, она нам большая поддержка.
Анджела. Очень.
Генри (снова помрачнев). Но всегда оставалось это ощущение…
Анджела (твердо). Неправда.
Генри (не замечая ее слов). Всегда оставалось ощущение… чего же?… Не знаю? Ощущение, что мы чего-то не поняли.
Анджела. Успокойся.
Генри. Может быть, это потому, что на прошлой неделе неожиданно исчезли Кен с Дорин и их Дэррен.
Анджела (упоминание о соседях ей неприятно). Не надо, Генри. Конечно, у них тоже могут быть свои несчастья, но…
Генри (перебивает). Не только могут быть, но и есть. В конце концов, они такие же тараканы, как и мы.
Анджела. Нет, Генри, здесь ты не прав. Ложной сентиментальности надо избегать. Все это время я постоянно помнила, что мы – другие. Это давало мне силы. Если мы действительно хотим когда-нибудь вернуться к нормальной жизни, мы должны сохранить свои принципы. Я не отрицаю, они тоже пострадали, но у них осталось четверо, а у нас, с тех пор как мы лишились Сары и Элизабет, только трое. К тому же обе их девочки и этот противный мальчишка – все время забываю, как его зовут – очень мало развиты. Никогда не слышала, чтобы кто-то из них сказал что-нибудь умное. Генри (уклончиво). Но…
Анджела. А Дэррен? Он откровенно неприятный. Какой-то грубый, вульгарный. Я даже рада, что его забрали. Знаешь, я не исключаю (понизив голос), я не исключаю, что отец их бил.
Генри. Да что ты!
Анджела. Но я и не думаю их жалеть. Они и не того заслуживают.
Генри. Но, дорогая, едва ли это их вина.
Анджела. А чья же? Ведут себя как настоящие вандалы, мальчишки подбивают девчонок делать всякие… нехорошие вещи. Кто в этом виноват? Могли бы по крайней мере разговаривать повежливей. Хотя бы девочки.
Генри. Мы не должны забывать, в какой среде они воспитывались.
Анджела. Как раз этого я и не забываю. Помнишь, как мы впервые представились друг другу: «Очень рада с вами познакомиться. Меня зовут Анджела, а это Генри, мой муж». И что она мне ответила: «А-а-а, чао, Андж!» Андж! Только что меня увидела и сразу – Андж! (Подражая Дорин.) «Чао, Андж, я Дорин. А это вот – Кен, Кеннет». (Имитирует Кена.) «Здорово, Андж, привет, Генри». ( Анджела столь живо представляет сцену знакомства, что Генри невольно начинает хихикать.) «Рада с вами познакомиться, Кеннет. Откуда вы?» (Имитируя Дорин.) «Мы токо щас с вокзала – мы там раньше в ресторане жили. Ваще там здорово, тепло, ваще отлично. Ваще у вас тоже ничё – тепло». – «Вообще-то мы тоже не отсюда – только вчера приехали». – «Ну все равно, но на вокзале было просто прелесть, особенно в уборной, где мы жили». Подумать только! Они жили в уборной! Разве я могла сказать ей, что наши предки из обеденной залы Кэмбриджского колледжа святой Магдалины?
Генри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11