ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Эсэсовец бросается на землю, и перед ним неподалеку разрывается снаряд. Он поднимается с земли, застывает в той же внимательной позе, вглядывается.
На балке, торчащей из развалин соседнего здания, болтается тело молодого человека в штатском. Оно медленно покачивается, вращаясь вокруг своей оси, и вот становится видно лицо повешенного. Вильгельм достает нож, перерезает веревку и затаскивает тело в развалины. Обрывки обоев, туалетный столик, все вместе производит впечатление театральной гримерки. Вильгельм работает проворно, раздевается, стягивает с себя куртку… рубашку… снимает галифе и кальсоны, положив Р38 на туалетный столик. На свет появляется его уже слегка набрякший член. Вильгельм охвачен джанковои лихорадкой, его колотит и жжет изнутри. Он приподнимает мальчишку за ягодицы и стягивает с него брюки. У повешенного трусы спереди забрызганы спермой. Улыбнувшись, Вильгельм стягивает с покойника трусы и надевает их на себя не до конца, оставив член висеть поверх резинки. Затем он берет его в пальцы, совершает несколько движений и, оскалив зубы, поливает спермой бездыханное тело. Затем заправляет член в трусы, натягивает брюки мальчишки, которые сидят великолепно на его тощей заднице. Даже ботинки оказываются подходящего размера. Ах, ботиночки мои! Он надевает пиджак и засовывает руку в левый внутренний карман.
Карл Петерсон. Возраст: двадцать два. Профессия: механик.
Реклама на экране: Детские ботиночки далеко шагают… (Легенда агента, его фальшивая личность, на профессиональном жаргоне именуются «ботинками».)
Над холмами
И вдаль.
– Ганс!
– Вильгельм!
– Что ты делаешь здесь в этой форме? Ты что, с ума сошел?
– Но, Вильгельм, мы же солдаты, а не полицейские! С нами следует обращаться как с военнопленными, в соответствии с Женевской конвенцией!
– Ты не пробовал объяснить это иванам на их родном языке?
Вильгельм показывает пальцем на проходящего мимо беженца в лохмотьях. Ганс стреляет беженцу в затылок.
– Его следовало убить хотя бы за то, что он так воняет! – ворчит Ганс, натягивая стариковские лохмотья. – У этого засранца даже не было при себе никаких бумаг. А его гнусные вши наверняка заразят меня сыпным тифом!
– Есть вещи гораздо хуже тифа, Ганс… Мы должны срочно отыскать американцев. На запад, юноша, на запад, подальше от иванов.
– Слов нет сказать, как мы рады вас видеть, парни!
– Где же это вы так долго пропадали?
Берлин кишит агентами полиции, разыскивающими военных преступников. Ким, под именем Карла Петерсона, устраивается на конторскую работу в американскую военную полицию, и ему удается сфотографировать список разыскиваемых эсэсовцев. Он зарабатывает несколько тысяч долларов на спекуляции кофе, шоколадом, мясными консервами, сигаретами, антиквариатом, живописью, Р38 и нацистскими кинжалами, которые он продает американским и английским офицерам.
Ким выглядит совершенно непохожим на типичного спекулянта с черного рынка. Да вы только на них поглядите – гибкие, напомаженные, с маникюром на грязных пальцах, узкоплечие, широкобедрые, одетые в дорогие тряпки и грязное нижнее белье.
Ким обращает внимание на технического сержанта с холодными глазами.
– Сможешь сплавить вот это? – и Ким показывает ему несколько ампул с морфином. – У меня таких много.
Сержант кивает.
Скоро таким образом ему удается скопить десять тысяч долларов. Пора двигать в сторону Танжера.
Город кипит, спазмы алчности и денежной лихорадки сотрясают его словно сейсмические толчки. Найти комнату в Танжере практически невозможно, но он умудряется все же в обмен на маленький этюд Ренуара снять жилье на Calle Cook в обветшавшей вилле с алебастровой лепниной, принадлежащей бывшей мадам из Сайгона. Он публикует объявление, из которого следует, что у него есть желание вложить деньги в какую-нибудь операцию, и его тут же начинают осаждать дельцы с выгодными предложениями: открыть еще один бар, еще один магазин готового платья, еще одну антикварную лавку, заняться контрабандой на паях.
Учитывая изобилие арабских мальчишек, Ким решает слегка подлечиться, а затем предаться разврату. Он ложится в клинику в Маршане, которую содержат врач-француз с женою. Доктор, энергичный и грубоватый тип с черными усиками – up vrai bohomme Настоящий весельчак (франц.).
.
Жена почти незаметна на его фоне, она пребывает в постоянных муках небеспричинной ревности. Вскоре она уже рыдает на плече у Кима, рассказывая ему о похождениях своего мужа. Три недели – и Ким выходит из ломки.
– Soissage Здесь: будь умницей! (Франц.)
, – говорит Киму доктор, сдавливая его ладонь в своей лапище.
А теперь пора воспользоваться списком. В Танжере проживают пять эсэсовцев из числа разыскиваемых союзниками военных преступников. Многие из упомянутых в списке выдают себя за еврейских беженцев.
Ага, вот вы где, доктор Веллингштайн! Бывший врач концлагеря. Вы у меня в списочке значитесь!
Доктор Веллингштайн сдержан и холоден.
– Итак, чем могу вам служить? – Он почему-то предпочитает говорить по-английски. Ким заранее известил его, что хочет встретиться с ним вовсе не в связи с медициной.
Веллингштайн принимает Кима в маленькой гостиной, обставленной стульями, кушеткой с голубой атласной обивкой, застекленным книжным шкафом. Вся мебель выглядит такой же мертвой и нежилой, как и сам доктор – высокий худощавый человек, в лице есть нечто мертвое, холодное, промозглое. Ким наливает, себе шнапса из графина, стоящего на кофейном столике. Рядом с графином аккуратно разложены номера Realties и Der Spiegel. Ким прогуливается по гостиной, разглядывая картины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
На балке, торчащей из развалин соседнего здания, болтается тело молодого человека в штатском. Оно медленно покачивается, вращаясь вокруг своей оси, и вот становится видно лицо повешенного. Вильгельм достает нож, перерезает веревку и затаскивает тело в развалины. Обрывки обоев, туалетный столик, все вместе производит впечатление театральной гримерки. Вильгельм работает проворно, раздевается, стягивает с себя куртку… рубашку… снимает галифе и кальсоны, положив Р38 на туалетный столик. На свет появляется его уже слегка набрякший член. Вильгельм охвачен джанковои лихорадкой, его колотит и жжет изнутри. Он приподнимает мальчишку за ягодицы и стягивает с него брюки. У повешенного трусы спереди забрызганы спермой. Улыбнувшись, Вильгельм стягивает с покойника трусы и надевает их на себя не до конца, оставив член висеть поверх резинки. Затем он берет его в пальцы, совершает несколько движений и, оскалив зубы, поливает спермой бездыханное тело. Затем заправляет член в трусы, натягивает брюки мальчишки, которые сидят великолепно на его тощей заднице. Даже ботинки оказываются подходящего размера. Ах, ботиночки мои! Он надевает пиджак и засовывает руку в левый внутренний карман.
Карл Петерсон. Возраст: двадцать два. Профессия: механик.
Реклама на экране: Детские ботиночки далеко шагают… (Легенда агента, его фальшивая личность, на профессиональном жаргоне именуются «ботинками».)
Над холмами
И вдаль.
– Ганс!
– Вильгельм!
– Что ты делаешь здесь в этой форме? Ты что, с ума сошел?
– Но, Вильгельм, мы же солдаты, а не полицейские! С нами следует обращаться как с военнопленными, в соответствии с Женевской конвенцией!
– Ты не пробовал объяснить это иванам на их родном языке?
Вильгельм показывает пальцем на проходящего мимо беженца в лохмотьях. Ганс стреляет беженцу в затылок.
– Его следовало убить хотя бы за то, что он так воняет! – ворчит Ганс, натягивая стариковские лохмотья. – У этого засранца даже не было при себе никаких бумаг. А его гнусные вши наверняка заразят меня сыпным тифом!
– Есть вещи гораздо хуже тифа, Ганс… Мы должны срочно отыскать американцев. На запад, юноша, на запад, подальше от иванов.
– Слов нет сказать, как мы рады вас видеть, парни!
– Где же это вы так долго пропадали?
Берлин кишит агентами полиции, разыскивающими военных преступников. Ким, под именем Карла Петерсона, устраивается на конторскую работу в американскую военную полицию, и ему удается сфотографировать список разыскиваемых эсэсовцев. Он зарабатывает несколько тысяч долларов на спекуляции кофе, шоколадом, мясными консервами, сигаретами, антиквариатом, живописью, Р38 и нацистскими кинжалами, которые он продает американским и английским офицерам.
Ким выглядит совершенно непохожим на типичного спекулянта с черного рынка. Да вы только на них поглядите – гибкие, напомаженные, с маникюром на грязных пальцах, узкоплечие, широкобедрые, одетые в дорогие тряпки и грязное нижнее белье.
Ким обращает внимание на технического сержанта с холодными глазами.
– Сможешь сплавить вот это? – и Ким показывает ему несколько ампул с морфином. – У меня таких много.
Сержант кивает.
Скоро таким образом ему удается скопить десять тысяч долларов. Пора двигать в сторону Танжера.
Город кипит, спазмы алчности и денежной лихорадки сотрясают его словно сейсмические толчки. Найти комнату в Танжере практически невозможно, но он умудряется все же в обмен на маленький этюд Ренуара снять жилье на Calle Cook в обветшавшей вилле с алебастровой лепниной, принадлежащей бывшей мадам из Сайгона. Он публикует объявление, из которого следует, что у него есть желание вложить деньги в какую-нибудь операцию, и его тут же начинают осаждать дельцы с выгодными предложениями: открыть еще один бар, еще один магазин готового платья, еще одну антикварную лавку, заняться контрабандой на паях.
Учитывая изобилие арабских мальчишек, Ким решает слегка подлечиться, а затем предаться разврату. Он ложится в клинику в Маршане, которую содержат врач-француз с женою. Доктор, энергичный и грубоватый тип с черными усиками – up vrai bohomme Настоящий весельчак (франц.).
.
Жена почти незаметна на его фоне, она пребывает в постоянных муках небеспричинной ревности. Вскоре она уже рыдает на плече у Кима, рассказывая ему о похождениях своего мужа. Три недели – и Ким выходит из ломки.
– Soissage Здесь: будь умницей! (Франц.)
, – говорит Киму доктор, сдавливая его ладонь в своей лапище.
А теперь пора воспользоваться списком. В Танжере проживают пять эсэсовцев из числа разыскиваемых союзниками военных преступников. Многие из упомянутых в списке выдают себя за еврейских беженцев.
Ага, вот вы где, доктор Веллингштайн! Бывший врач концлагеря. Вы у меня в списочке значитесь!
Доктор Веллингштайн сдержан и холоден.
– Итак, чем могу вам служить? – Он почему-то предпочитает говорить по-английски. Ким заранее известил его, что хочет встретиться с ним вовсе не в связи с медициной.
Веллингштайн принимает Кима в маленькой гостиной, обставленной стульями, кушеткой с голубой атласной обивкой, застекленным книжным шкафом. Вся мебель выглядит такой же мертвой и нежилой, как и сам доктор – высокий худощавый человек, в лице есть нечто мертвое, холодное, промозглое. Ким наливает, себе шнапса из графина, стоящего на кофейном столике. Рядом с графином аккуратно разложены номера Realties и Der Spiegel. Ким прогуливается по гостиной, разглядывая картины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98