". Может, полуденное солнце слишком безжалостно высвечивает наши изъяны? Скорее всего, гадким детям опять стало скучно. А может, нас испугала тюрьма для двоих! Как бы там ни было, но наше пёрышко, которое ненадолго обрело равновесие на волнах нашего дыхания, благоухающего шампанским, улетело. Неизвестно, кто из нас первым задержал дыхание. Под предлогом срочной телеграммы Нора сбежала в Гринвуд.
Связь оборвалась. Писем скверные детки не писали. Я понятия не имел, сколько песочных замков она разметала, а она не знала, сколько пижам вылиняло на мне от пота. Я женился. Развёлся. Странствовал по свету.
И вот опять мы пришли из разных сторон и встретились в этот необыкновенный вечер у обыкновенного, знакомого озера. Мы окликаем друг друга молча, мы бежим навстречу друг другу, не двигаясь с места, будто и не было стольких лет разлуки.
- Нора.
Я взял её руку. Рука холодная.
- Что случилось?
- Случилось!? - Она рассмеялась, умолкла и отвернулась.
Я вдруг рассмеялся опять. Смех был мучительно тяжёлый, чреватый слезами.
- Мой милый, дорогой Чарли, думай что угодно, что мы тут взбесились, сошли с ума, свихнулись: Что случилось, говоришь ты, случилось?!
Она погрузилась в пугающее молчание.
- Где прислуга, где гости..?
- Вчера вечером, - сказала она, - всё кончилось.
- Чтобы у тебя была пирушка, да всего на один вечерок! Быть этого не может! В воскресенье по утрам на лужайке всегда валяется уйма всякого сброда в простынях. Так зачем..?
- Так зачем я тебя позвала сегодня, ты хочешь спросить. Да, Чарльз? - Нора всё так же, не отрываясь, смотрела на замок. - Чтоба передать тебе Гринвуд, Чарли. В дар. Если, конечно, замок примет тебя, если ты сумеешь его заставить:
- Не нужно мне никакого замка! - взорвался я.
- Э-э, Чарли, дорогой, дело не в том, нужен ли замок тебе, а в том, нужен ли ТЫ замку. Он всех нас вышиб.
- Вчера вечером..?
- Вчера вечером последний большой приём в Гринвуде окончился провалом. Мэг прилетела из Парижа. Ага прислал роскошную девочку из Ниццы. Роджер, Перси, Ивлин, Джон - все были здесь. Был и тот тореадор, который чуть не прикончил того драматурга из-за балерины. И ирландец, тоже драматург, который вечно падает со сцены спьяну. Вчера вечером, между пятью и семью, в эту дверь вошли девяносто семь гостей. К полуночи не осталось ни души.
Я прошёлся по лужайке, на траве следы колёс трёх десятков машин, ещё свежие.
- Он расстроил нам всю вечеринку, - донёсся слабый голос Норы.
Я обернулся в удивлении.
- Кто "он"? Замок?
- О, играла замечательная музыка, но на верхних этажах было слышно какое-то уханье. Мы смеялись, а верхние этажи отвечали нам зловещим эхом. Вечеринка скомкалась. Бисквиты становились поперёк горла. Вино лилось по подбородку. Никто не мог сомкнуть глаз и на три минуты. Не вериться? Правда, все получили свои пирожные и разъехались, а я спала на лужайке совсем одна. Знаешь почему? Пойди посмотри, Чарли.
Мы подошли к распахнутой двери Гринвуда.
- На что посмотреть?
- А на всё. На замок, на его комнаты. Открой его тайну. Подумай хорошенько, а потом я откроюсь тебе и скажу, почему я не смогу здесь больше жить и почему я должна оставить этот дом, и почему ты можешь взять Гринвуд, если захочешь. А теперь заходи. Один.
И я вошёл.
Я осторожно ступал по золотистому дубовому паркету огромного холла. Полюбовался обюссонским гобеленом, что висел на стене. Долго разглядывал древнегреческие беломраморные медальоны, выставленные в хрустальной витрине на зелёном бархате.
- Ничего особенного, - крикнул я Норе, которая осталась снаружи. Уже вечерело, становилось прохладно.
- Нет, всё особенное, - отозвалась она. - Ступай дальше.
По библиотеке разливался густой приятный запах кожаных переплётов. Пять тысяч книг отсвечивали потёртыми вищнёвыми, белыми и лимонными корешками. Книги мерцали золотым теснением, притягивали броскими заголовками. А вот камин на целый штабель дров. Из него вышла бы прекрасная конура на добрый десяток волкодавов. Над камином изумительный Гейнсборо, "Девы и цветы". Картина согревала своим теплом многие поколения обитателей Гринвуда. Полотно было окном в лето. Хотелось перегнуться через это окно, надышаться ароматами полевых цветов, коснуться дев, посмотреть на пчёл, что усеяли блёстками блестящий воздух, послушать, как гудят эти крылатые моторчики.
- Ну как? - донёсся голос издалека.
- Нора! - крикнул я. - Иди сюда. Тут совсем не страшно! Ещё светло!
- Нет, - послышался грустный голос. - Солнце заходит. Что ты там видишь, Чарли?
- Я опять в холле, на винтовой лестнице. Теперь в гостиную. В воздухе ни пылинки. Открываю дверь на кухню. Море бочек, лес бутылок. А вот кухня: Нора, с ума сойти.
- Я и говорю, простонал жалобный голос. - Возвращайся в библиотеку. Встань посредине комнаты. Видишь Гейнсборо, которого ты всегда так любил?
- Он тут.
- Нет его там. Видишь серебрянный флорентийский ящик для сигар?
- Вижу.
- Ничего ты не видишь. А красно-бурое кресло, на котором ты пил с папой бренди?
- На месте.
- Ах, если бы на месте, - послышался вздох.
- Тут - не тут, видишь - не видишь! Нора, да что ты в самом деле! Неужели не надоело!
- Ещё как, Чарли! Ты так и не ПОЧУЯЛ, что стряслось с Гринвудом?
Я стал озираться по сторонам, пытаясь обонянием уловить тайну дома.
- Чарли, - голос Норы доносился издалека, с порога замка. - четыре года назад, - послышался слабый стон. - Четыре года назад: Гринвуд сгорел дотла.
Я бросился к выходу.
- Что?! - вскричал я.
- Сгорел. Четыре года назад. До основания, - сказала она.
Я отошёл на три шага назад, посмотрел на стены, окна.
- Нора, но вот же он, целёхонький!
1 2 3 4 5 6