Но случалось, что резьба не всегда сохранялась целой, к тому же оконные проемы на новых домах были больше и потому прежние наличники не всегда подходили. И тогда искусные плотники пускали новую резьбу, но рисунок повторяли прежний.
Образовался в селе колхоз. Стали строить скотные дворы, конюшни, овощехранилища; тут было не до украшений. А потом началась Отечественная война. И только лет через пятнадцать после победы, как поприбавилось у радулян достатка, так началось новое строительство домов. К этому времени старый плотник Михаил Абрамович скончался, главными мастерами стали его сыновья Павел и Илья.
И прежде выстроенные, и новые дома они покрывали теперь не дранкой, а железом или шифером, поднимали их на белокаменный или кирпичный фундамент, а стены украшали резьбой, опять-таки повторяя старинный, от отцов и дедов идущий рисунок. Подешевел распиленный на механических пилорамах тес, и они стали обшивать узкими реечками-дощечками все радульские дома подряд. И не просто обшивали, а «в елочку» – наискось так и наискось эдак. А потом красили стены, да не каким-то там скучным бурым суриком, а красками яркими, светлыми, веселыми, разным цветом: зеленым, голубым, желтым, а самые узоры расцвечивали белым, коричневым, красным, даже серебром. Последним к новому дому являлся радульский тракторист Алеша Попович и водружал на его крыше жердь – мачту телевизора.
И стало село Радуль на высокой горе с белой церковью на отлете ну прямо как разноцветная картинка.
К этому-то времени и купил Георгий Николаевич крайний к оврагу домик.
Понятно, что самые нарядные дома в селе принадлежали обоим братьям-плотникам. Стояли они рядом и словно соперничали друг с другом: оба голубые, с узорами, игравшими красками тех цветов, какие можно было достать в городе.
Но недолго пришлось старшему брату Павлу любоваться своим созданием: он неожиданно скончался.
После него осталась хозяйкой его вдова, Евдокия Спиридоновна, иначе бабушка Дуня, – самая старая жительница Радуля.
И она сама и ее дом считались своего рода радульскими достопримечательностями. Под крышей вдоль всего фасада шел подзор – широкая, в три пальца толщиной, резная доска. По ее краям справа и слева было вырезано по льву и по русалке, между которыми тянулись стебли каких-то заморских растений, а посреди доски стояла дата – «1812».
Георгий Николаевич знал, что доска эта была перенесена с прежней избушки еще свекром бабушки Дуни Михаилом Абрамовичем, а на ту избушку, в свою очередь, ее перенесли с предыдущей, срубленной легендарным прапрадедом, крепостным крестьянином, чье имя потомки позабыли. Возможно, он первый в селе прославился как искусный мастер-плотник и резчик по дереву, перенявший затейливые узоры с белокаменной резьбы владимирских храмов.
Евдокия Спиридоновна чрезвычайно гордилась своей редкостью. По ее просьбе Алеша Попович выкрасил доску особенно весело: львов – желтой охрой, растения – зеленой краской с красными цветочками, фон – лазурью, русалок – наполовину розовенькой, наполовину серебрянкой, а знаменитую дату – белой краской.
Доска эта была предметом долголетней зависти соседа и деверя бабушки Дуни. Илья Михайлович предлагал старушке ее променять на овцу, на поросенка, на годовалую телку, предлагал любую вещь из своего хозяйства, но бабушка Дуня была непреклонна и неизменно отвечала:
– Не продается моя красота деревенская, не меняется. Георгий Николаевич всегда приводил к старушке свои экскурсии, чему очень обижался Илья Михайлович: ведь он искренне считал свой дом самым красивым в селе – от верхнего конька и до белокаменного фундамента его хоромы были сплошь раскрашены, сплошь покрыты – затейливой резьбой и правда походили на теремок из сказки.
Сейчас старик сидел на лавочке перед своим палисадником и грелся на солнышке; завидев экскурсию, он было радостно затряс бородой Ильи Муромца, но сердито отвернулся, когда увидел, что Георгий Николаевич подвел ребят к резному крыльцу бабушки Дуни.

– Смотрите, как мастер острой стамеской и долотом искусно вырезал на доске-подзоре всякие украшения, – объяснял Георгий Николаевич. – Видите, как он тщательно работал – не самих львов и русалок вырезал, а фон, на котором они сидят. Такая резьба называется «глубокой». Осторожно работал мастер. Одно неверное движение руки – и часть узора отколется, бери другую доску, начинай сызнова. А знаете, что было в 1812 году?
– Конечно, знаем. Нашествие французов под предводительством императора Наполеона Бонапарта, – с апломбом ответила Галя-начальница.
– Ив том же году враги были изгнаны из России, – добавил Игорь.
Бабушка Дуня, давно выглядывавшая из окошка, не выдержала, показалась на крыльце. Черный кот вышел следом за ней и начал ластиться у ее ног. Старушка с виду казалась настоящей бабой-ягой: маленькая, сгорбленная, со сморщенным личиком цвета дубовой коры. Была она, однако, бабой-ягой доброй: ребятишек в чугунах в русской печке не варила, никаких красных девиц в чуланы не запирала. Глаза ее, черные и проворные, смотрели хитро, подозрительно, но одновременно и ласково.
– Что это вы на мою избу загляделись? – спросила она, шамкая своим беззубым ртом и улыбаясь.
– Любуемся, Евдокия Спиридоновна, любуемся, – говорил Георгий Николаевич.
– Какой красивый ваш дом! – запели девочки.
– Можно у вас попить? – попросил Игорь.
Бабушка Дуня вынесла на крыльцо ведро и старинный деревянный расписной ковшик в виде уточки с клювиком, с глазками, с перышками.
Ребята пили воду и восхищались резьбой на ковшике, выдолбленном из единого кленового чурбачка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66