ведь Тычинка не смог добраться до градусника.Утром своего соседа я увидел мельком, издали. Как только я вышел в переднюю, Тычинка сейчас же скрылся у себя в комнате. Я не мог разглядеть выражение его глаз, спрятанных за толстыми стеклами очков.Ко мне подбежала Соня и обиженно сказала:– Папа, я поздоровалась с Иваном Ивановичем, а он отвернулся.Когда ребята проснулись и начали вставать, они хоть и на цыпочках, но все же задвигались по кухне и передней. Толпиться в ванной комнате и умываться над раковиной ведь нужно?Нужно.Тычинка ушел на работу, кажется даже не помывшись.Перед походом по Москве мы наскоро напились чаю. Миша ушел сдавать экзамен по химии, а мама занялась солением и маринованием грибов.От моей квартиры до Научно-исследовательского института судебной экспертизы можно добраться и на метро и на троллейбусе, но мы решили идти пешком, хотя путь предстоял немалый. Кто хочет по-настоящему смотреть Москву, должен ходить только пешком.Магдалина Харитоновна собрала всех ребят вокруг себя. Она убедила их вести себя совершенно идеально, слушаться ее, Люсю и меня совершенно беспрекословно, шагать только строем, ни в коем случае не отбегать в сторону, останавливаться только для осмотра достопримечательностей.– А как же мороженое? – воскликнул Витя Перец.Одетый в Сонину кофточку с вышивкой, старательно припрятанной за красным галстуком, в Сонины тапочки, в штаны соседского мальчика, он был так же наряден и весел, как и все.– И газировочка, – протянула Галя.Решили: будем останавливаться на интересных местах, не пропуская тележки с мороженым и газировкой. * * * О нашем дальнейшем странствии по Москве лучше всего расскажут любопытные листочки, найденные много времени спустя в кармане брюк соседского мальчика. Эти листочки не имели подписи, но я и Соня сразу убедились, что автором их мог быть только Витя Перец, и, конечно, эти черновые записи предназначались для небезызвестного голубого ВДОДа. Первая наша остановка – площадь Маяковского. Смотрим – мороженщица. Мы к ней бегом. Какие вафельные стаканчики вкусные! Я таких никогда не ел. А какие широкие улицы! Улица Горького – прямо, а Садовая – поперек. Синие троллейбусы, красные с желтым автобусы, разноцветные легковые мчатся по Садовой в семь рядов и в туннель ныряют, а туннель весь из серого камня, широченный, освещенный электричеством и очень красивый. А по улице Горького автомашины над туннелем поверху несутся. Люди улицы под землей переходят. А один дяденька в белой рубашке захотел на другую сторону перескочить. Он между машинами прыгает, а милиционер свистит. Вдруг дяденька на другого милиционера нарвался, руками размахивает, пустой карман выворачивает, а милиционер что-то в книжечке пишет. Мы пошли по улице Горького. Впереди доктор, Номер Первый и Майкл, потом все мальчишки по два в ряд, потом девчонки, а сзади Люся и Магдалина Харитоновна. Как прохожие толкаются! Некогда им, что ли? В каждом доме в нижнем этаже магазины. Самые интересные – гастрономы. Там настоящие горы из бутылок, из фруктов, из консервных банок. А Номер Первый сказал: «Как все изменилось! Сколько домов новых! Так бы и ходил по Москве да любовался!» Мы опять встретили мороженщицу и купили еще по два стаканчика и Майклу дали мороженое, а он двумя лапами за стаканчик, нос – туда… и все вылизал. Потом смотрим – памятник Пушкину темно-серого цвета. Дома кругом высокие, а Пушкин совсем маленький. Он стоит в зеленом садике, руку – за пазуху и глядит сверху на прохожих. Вдруг одна маленькая девочка к памятнику подбежала, на ступеньку букетик белых гвоздик положила и опять убежала. Эх, жалко, цветов не захватили! Я подошел к Пушкину, вынул из кармана красненькое яблочко и спрятал его в самую середку девочкиного букета. А Володька засмеялся. Я страшно рассердился, думал стукнуть его. Только на московских улицах драться запрещается. И опять мы купили мороженое и пошли дальше. А доктор сказал: «Я вас лучше переулками проведу. Так будет гораздо ближе и быстрее ж. И повел. В переулках прохожих совсем мало, а дома тоже высоченные, сами переулки какие-то кривые. Доктор то сюда повернет, то туда. А мы за ним. Номер Первый ему крикнул: «Доктор, да вы что-то путаете!» Я смотрю – и правда доктор стал красный, как яблочко, и все бормочет: «Какие ненормальные переулки! Всю жизнь в Москве живу и никак их не запомню». Номер Первый очень рассердился: «Я в институт спешу; может, уже прочли письмо, а из-за вас только время теряю». И нам тоже охота поскорее узнать, прочли там письмо или нет. Да еще ни одной мороженщицы в этих переулках не видно. А доктор никак не хочет сознаться, что заблудился, идет молчит и губы кусает. Мне бы месяц в Москве прожить – я бы всюду правильную дорогу отыскал. Пришлось нам прохожих спрашивать. Оказывается, мы совсем в другую сторону повернули. Наконец вышли на широкую улицу. Доктор очень обрадовался и сказал: «Я знаю про каждый дом занятную и длинную историю. Хотите, расскажу?» А Номер Первый все нас торопит: «Некогда, некогда, я чувствую, в том письме столько интересного. Идемте дальше». Увидели мороженщицу, снова купили, Майкла угостили. А доктор спросил: «Не много ли мороженого?» А мы в ответ: «Очень давно не ели». Доктор сказал: «Я очень беспокоюсь, как бы у вас животы, не заболели». Тут как раз мы увидели высокую красную кремлевскую стену, я стал на нее смотреть и сделал вид, будто этих докторских слов не услышал. Через садик мы подошли к Москве-реке. А в Золотом Бору река еще шире. Мы перешли по мосту на другую сторону. Здесь Номер Первый сказал нам «до свидания».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63