Но все-таки жалко терять такую сумму, а он считал, что общак найдется обязательно. Просто так, по-наглому, брать деньги из банка ему было не по душе. Когда кража обнаружится, он будет уже в Израиле, и его, конечно, не выдадут Москве по такому поводу. Но на своем будущем финансиста ему придется поставить крест. Банкир, потерявший репутацию, — не банкир.Юзефович собрался с духом и ответил довольно твердо:Это чепуха. Никому ничего я не плачу.До нас однако другой цинк дошел, — мрачно произнес Мыловар и бросил суровый взгляд на Азона.Тот счел за лучшее промолчать.— Ну да это твое личное дело — кому платить и сколько. — Картуз решил: пустой базар пора кончать. — А наш общак тебе придется вернуть. Как ты это сварганишь — дело твое. Не ведаю, какую туфту задвигали тебе менты, но общак наш — два лимона баксами. Даем тебе двое суток. Послезавтра в это же время, — браток взглянул на часы, — в десять вечера лаве должны быть у нас. А теперь спасибо за угощение. И привет хозяйке. Сладкая у тебя баба, — подмигнул Картуз заметно сникшему Азону, и бандиты двинулись на выход.Хозяин проводил их в полном молчании. Зяблик 13 августа, воскресенье: вечер Зяблик, получив от Лухаря десять тысяч «зелени», был счастлив, что называется, несказанно. Он давно уже сидел на нуле, с тех пор как буквально исчез его шеф — подполковник Делягин.Вообще, сексотам не рекомендуется звонить своим операм, но Зяблик пошел и на эту крайность. Однако в РОВДе ему ответили, что подполковник Делягин уволился, номер мобильника он, видимо, поменял, а где жил его благодетель, Зяблик не ведал.От своей воровской специальности домушника стукач давно отошел и теперь вообще не имел никаких источников дохода. Поэтому десять штук баксов буквально согревали его душу и сердце. Кроме того, Лухарь обещал вернуть «хонду», как только её перекрасят, перебьют номера и сделают на неё новые документы, поскольку она в розыске.Да что там говорить — душа у Зяблика сейчас просто пела каким-нибудь там меццо-сопрано!Но вот прошел первый приступ эйфории, и встал вопрос: а что делать с бабками? Впрочем, вопрос этот был чисто риторический. Конечно, он пойдет к Лимону.Этот Лимон содержал на своей хазе, проще говоря, домашней квартире, натуральный карточный притон. А Зяблика, который мало пил, не баловался травкой, был относительно равнодушен к бабью, просто трясло от карточных раскладов!Он не любил слишком заумных игр, вроде преферанса, а предпочитал те, каким выучился когда-то во дворе: буру, секу, очко, петуха. И именно такие игры были в ходу на фатере Лимона. Причем можно было заранее туда и не звонить. Игра шла круглосуточно: уходили одни, приходили другие.И Зяблик, тормознув частника, решительно распорядился:— Шеф, на Таганку!Ему открыл, едва взглянув в глазок, хозяин, Лимон, амбалистый мужик средних лет, и вместо приветствия просто сказал:— Проходи!Сам Лимон, как ни странно, листы не метал, но имел свой куш с самого процесса игры, за которым внимательно наблюдал. Если, к примеру, в секе образовалась свара, он сразу забирал с неё пять процентов. Столько же Лимон имел и с удачливого банкомета. В общем, с каждой игры хозяин хазы имел свой интерес. Против этого никто не возражал — за крышу следовало так или иначе платить.Игроков оказалось четверо. Они были Зяблику знакомы. Кроме одного — и это бывшего домушника сразу насторожило. Очень важно было знать, кто привел новичка, не будет ли этот чернявый парень играть на чью-то руку.Если он пришел с Шуриком, незлобивым и непутевым чадом богатеньких родителей, — никаких проблем.Если с Мясником — говорят, этот здоровенный дядя и вправду на мясокомбинате разделывал туши, — тоже куда ни шло.А вот если новичок, представившийся Гариком, явился вместе с Соловьем — дело тухлое.Соловей вроде бы и не шулер, но считался настоящим асом в заведении Лимона, и Зяблик не мог припомнить случая, чтобы Соловей хотя бы раз уходил отсюда пустым. А если ещё этот Гарик будет играть с ним на одну руку…Игра ещё не началась, и все решали, во что метать листы. Наконец сошлись на секе — этом русском эквиваленте покера.Зяблик пристально наблюдал, как рассядутся игроки, и с удовлетворением отметил, что Гарик не сел рядом с Соловьем, а расположился между Мясником и Шуриком, причем сразу о чем-то разговорился с последним как с хорошим знакомым. Зяблику заметно полегчало.На кон договорились ставить по баксу. Максимальная поддача — десять баксов.Впрочем, все хорошо понимали, что это только начало.Соловей сразу же стал обострять игру, предлагая свару на любой, пусть даже выигрышной карте. При сварах все игроки свои карты выбрасывали, ставки удваивались и листы метались по новой.Но так или иначе, игра часа три шла примерно на равных. То один снимал свару, то другой. Самую крупную свару взял Зяблик — восемьсот баксов! Повезло, пришло «дубовое очко» — тридцать одно. Это при максимально возможных тридцати трех очках!И тут свары приобрели практически перманентный характер. Соловей просто не открывал своих карт и предлагал варить не глядя. Его пример воодушевил и молодого Гарика. Они сварили с Соловьем несколько раз подряд, не раскрывая карт. Все, естественно, доставляли, как и положено, полкона. К тому времени и максимальный потолок поддачи дошел до тысячи гринов.И вот свара достигла десяти тысяч баксов — рекорд за этот вечер.У Зяблика екнуло на сердце, и он полагал, что не у него одного.На раздаче был Гарик (слава богу, не Соловей!). Он аккуратно перемешал фишки и, как требуется, положил их на стол.Снимал Мясник. Он разложил колоду на три части, потом по-разному сложил их и подровнял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59