Не заметив Падишара, чудовище плюхнулось вниз, чтобы окончательно уничтожить самострел, и напоролось на острие стрелы. Сила падения была такова, что стрела пробила его броню и вышла наружу с другой стороны тела.
Падишар едва успел откатиться в сторону, когда ползука рухнул на землю. От неожиданности и боли чудовище потеряло равновесие и, корчась, покатилось по земле.
— Свободнорожденные! — закричал Падишар, призывая своих людей и троллей, и те тотчас бросились к нему. При каждом взмахе меча или топора от тела ползуки отлетали куски брони и мяса. Вторая клешня тоже была отрублена. Падишар криками подбадривал людей, нападая вместе с ними, вкладывая в удары своего широкого меча все оставшиеся у него силы.
Сражение было ожесточенным. Ползука, хотя и сильно пострадавший, все еще был опасен. Он давил людей, катаясь по земле, разбрасывая их в стороны судорожными взмахами хвоста. Все усилия покончить с ним оказались безрезультатны, пока наконец не догадались принести еще одну стрелу от самострела и вогнать ее в глаз чудовища так, что острие проникло в мозг. Ползука изогнулся в последних судорогах и затих.
Морган Ли наблюдал за всем этим с расстояния слишком большого, чтобы быть хоть чем-то полезным в схватке. Когда битва закончилась, его все еще трясло, пот катился с него градом. Он не пошевелил и пальцем, чтобы помочь повстанцам.
После этого боя настроение в лагере резко изменилось — все поняли, что Уступ не так уж неприступен. Падишар пребывал в самом скверном расположении духа, он ко всем придирался, злясь на Федерацию за то, что она использовала ползуку, на мертвого монстра — за смерти и разрушения, которые он причинил, на охрану — за недостаточную бдительность и больше всего на самого себя — за то, что не подготовился к случившемуся.
Его люди занимались обычными делами без всякого настроения, хмуро ворчали: «Если Федерация бросила на нас одного ползуку, то что ей мешает послать еще одно чудовище? А если она его пошлет, то как его остановить? И что делать, если у Федерации найдется в запасе что-нибудь похлеще?»
При атаке погибло восемнадцать человек, примерно в два раза больше людей было покалечено, некоторые из них вряд ли доживут до конца дня. Падишар приказал похоронить павших в дальнем конце Уступа, а раненых отнести в самую большую пещеру, превратив ее во временный госпиталь. У них имелись кое-какие медикаменты, несколько повстанцев умели лечить раны, но настоящего целителя у Падишара не было. Крики раненых и умирающих не затихали в неподвижном утреннем воздухе.
Ползуку подтащили к краю Уступа и сбросили вниз. Это была тяжелая, выматывающая силы работа, но Падишар не собирался терпеть присутствие чудовища на Уступе ни одной лишней секунды. Повстанцы использовали для этого веревки и блоки, обвязав огромную тушу чудовища. Десятки людей тянули веревки, и туша ползуки дюйм за дюймом продвигалась среди обломков к краю утеса. Работа заняла все утро. Морган трудился вместе со всеми, ни с кем не разговаривая, стараясь оставаться незамеченным и все еще пытаясь понять, что же с ним произошло.
И наконец он понял. Вместе со всеми он тащил ползуку к краю утеса, все его тело болело и ныло, но голова неожиданно прояснилась и заработала четко. Он понял, что в происшедшем виноват меч Ли или, точнее, магия, бывшая в нем до того, как меч сломался. Потеря магии парализовала его, сделала таким нерешительным, таким напуганным. Овладев магией меча Ли, он считал себя непобедимым. Чувство обладания этой силой было ни на что не похоже, раньше он даже не представлял, что человек может испытывать подобное. Повелевая такой силой, он мог сделать все, что угодно. Он все еще помнил свои ощущения, когда стоял против порождений Тьмы в Преисподней практически один. Восторг! Упоение боем.
Но и истощение сил тоже. Каждый раз, когда он пользовался магией меча Ли, ему казалось, что он расходует часть самого себя.
Только когда меч сломался, Морган стал понимать, чего ему стоило обладание этим мечом. Он почти сразу почувствовал, как изменился. Падишар уверял, что со временем он позабудет потерю, исцелится и станет таким же, как и прежде. Теперь он знал, что этого не произойдет. Он уже никогда не исцелится полностью. Хотя он обладал магической силой очень короткое время, она изменила его навсегда. Он страдал от желания вновь ее получить. Без нее он пропадал, был сбит с толку и напуган, поэтому-то и не принял участия в схватке с ползукой.
Признаться себе в этом было нелегко. Он продолжал работать, как бесчувственная машина. Погруженный в свои мысли, окутанный дождевой пеленой и туманным сумраком, он надеялся, что никто, и особенно Падишар Крил, не заметил его позора. Его терзала мысль: что будет он делать, если такое повторится еще раз?
Постепенно мысли горца переключились на Пара. Он никогда раньше не задумывался, что должен чувствовать Пар, ведя постоянную борьбу со своей собственной магией. Теперь Морган понимал, как трудно приходится долинцу. Интересно, как его друг научился жить, зная о призрачности и непостоянстве действия магии песни желаний? Что он чувствовал, когда магия его подводила? А это случалось не раз за время путешествия к Хейдисхорну. Как ему удалось примириться с ее несовершенством? Мысль, что Пар как-то с этим справляется, придала Моргану Ли силы.
К полудню ползуку наконец сбросили с Уступа и повреждения, нанесенные лагерю, в основном ликвидировали. Буря ушла на восток, уползая вдоль гребня Зубов Дракона, и дождь утих. Облака начали расходиться, и солнце, появившееся в разрывах между ними, осветило темно-зеленое пространство Ключа Пармы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144