И мы вместе пошли сквозь вечерние сумерки, припорошенные пеленой свежевыпавшего снега.
– Мне говорили, что ты жив, но я, признаюсь, не очень в это верил.
– А теперь веришь? – со слабой улыбкой спросил Михаил Шимусенко.
– Теперь верю.
Чуть повернув голову, я скользнул взглядом по худой изможденной фигуре Михаила, отметив неестественно бледное лицо и испарину на лбу. Как бы ни храбрился ты, Шимусенко, но я не поверю, что тебе так легко дается эта прогулка. Готов спорить, ты и так до самых бровей накачался болеутоляющим.
И все это только ради того, чтобы встретиться со мной лично.
В другое время я был бы удивлен такой самоотверженностью и весьма польщен проявленным по отношению к несчастному Антону Зуеву уважением. В иное время, но не сейчас. Сегодня же мне все было безразлично. Город, улица, снежок под ногами. Все это совершенно не задевало мои чувства.
Я просто брел по городу, направляясь куда глаза глядят. Михаил довольно долго тяжело топал рядом, подстраиваясь под мой шаг и, наверное, ожидая, что я что-то ему поведаю. Но я молчал. И, наконец, он не выдержал:
– Антон, ты победил. Ты одолел Долышева. Ты сейчас несешь в кармане мое кольцо – после стольких лет симбиоза я его просто чувствую. Вполне очевидно, что все остальные кольца вероятности тоже там... Скажи мне, Антон, что ты собираешься делать?
– Кольца Бога? – спросил я его. – Или Глаза Дьявола?
И, видя его смущенное непонимание, пояснил:
– Чем по своей сущности являются кольца вероятности? Добром или злом? Кольцами Бога или Глазами Дьявола? Какое имя более правильно?
– Ну ты... – Михаил запнулся и вполголоса прошипел какое-то ругательство. Я машинально отметил исказившую его лицо гримасу боли и, не поворачиваясь, замедлил шаги. – Я не знаю, Антон. И, наверное, никто не знает... Может быть, Долышев знал...
– Нет, и он не знал. Он только думал, что знает, но не знал. – Я остановился и, подняв руку, поймал на ладонь снежинку, тут же превратившуюся в капельку воды. – И я не знаю...
Михаил терпеливо ждал.
– Поздно, – прошептал я. – Уже слишком поздно. Я уверен в этом. Я отказался. Я мог... Я мог бы сделать все. Я смог бы даже воскрешать мертвых. Я стал бы всемогущим... – Повернувшись к Шимусенко, я вяло махнул рукой в сторону будто бы прогуливающихся по тротуару парней в кожаных куртках. – Убери своих людей, Михаил. И снайпера с крыши можешь отозвать. В этом нет нужды.
– Ты...
– Сделай, как я прошу, Михаил. И тогда мы поговорим.
Он долго-долго смотрел на меня, а потом, кивнув, вытащил из кармана своего плаща сотовый. Я подержал телефон, пока Шимусенко тыкал пальцами своей единственной руки в подсвеченные изнутри полупрозрачные кнопки. Потом ждал, пока он вполголоса беседовал с каким-то Дмитрием, убеждая его убрать своих людей.
Михаил убрал телефон и кивнул.
– Последние останки былого могущества Братства? – с иронией спросил я.
– Можно сказать и так... Антон, ты хотел поговорить? Говори. Я слушаю.
Я тяжело вздохнул:
– На самом деле, Михаил, нам не о чем говорить. Я просто хотел передать тебе один небольшой подарочек...
И я, расстегнув куртку, медленно вытащил на свет божий связку негромко позвякивающих колечек. Посмотрел на них в последний раз, а потом надел это самое дорогое в мире ожерелье на шею остолбеневшему Михаилу Шимусенко.
– Забирай. Делай, что хочешь. Можешь возродить былую мощь Братства. Можешь создать что-нибудь новое. Бери их. Владей. Выбирай путь по своему усмотрению. С меня хватит.
Я стоял и смотрел на то, как Михаил, все еще не полностью придя в себя, шевелит губами, скосив глаза себе на грудь.
– Четырнадцать... пятнадцать... шестнадцать... Антон, здесь шестнадцать колец. Еще одно... Оно у тебя?
Я некоторое время молчал. А что я мог ему сказать? Что Антон Зуев решил распорядиться судьбой всех грядущих поколений? Что он решил спутать великий план неведомого создателя этих колечек, разрушив единство семнадцати колец, оставив на Земле только шестнадцать металлических ободков?
– Больше не будет богов, – доверительно поведал я недоумевающему Шимусенко.
Отныне колец будет только шестнадцать. Никогда больше не повторится история Романа Долышева, непризнанного гения, возжелавшего встать вровень с Господом Богом. Шестнадцать колец. И мое собственное колечко, которое я таскал на запястье почти четыре месяца.
О нет. Я не уничтожил свое кольцо каким-нибудь варварским способом, сунув его под кузнечный пресс или растворив в концентрированной кислоте. Я знал, что в таком случае рано или поздно этот кругляш вернется к людям и снова начнет наводить свои порядки.
Я решил проблему раз и навсегда, не уничтожив кольцо, а поместив его туда, откуда достать эту штучку будет не так уж и просто.
Два дня назад с Байконура стартовала очередная ракета-носитель, вытолкнувшая на орбиту какой-то спутник или зонд. Я был там. Я видел.
А еще я знал, что этот спутник моими скромными усилиями получил заряд вероятности, который рано или поздно заставит его потерпеть некую аварию. Неизбежный взрыв выкинет некий металлический ободок в пустоту и принудит его затеряться в глубинах Солнечной системы.
Попробуйте-ка отыскать столь незначительный кусочек металла в безбрежном мраке космоса.
Но объяснять все это Шимусенко я не собирался. Пусть думает, что хочет...
Больше не будет богов.
Криво улыбнувшись, я поднял голову и посмотрел на небо.
– Я отправляюсь домой, – негромко сказал я хмурому осеннему вечеру. – Я хочу спокойно жить и больше никогда не вспоминать о Братстве. Я больше не хочу видеть кольца вероятности. Я больше не желаю даже вспоминать о них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112