Остальные плакали и молились – они видели взрослых, в ужасе глядящих наверх, и макушки детских головок.
Словно сама земля вопила о помощи, потому что эти крики продолжались и тогда, когда земля сомкнулась. В одном из сообщений я прочла, что до заката из-под земли слышались крики, но я полагаю, что это старомодное преувеличение.
Не думаю, что они кричали так долго, а вы?
– Нет. Не думаю, что они могли.
– Тридцать шесть взрослых и четырнадцать детей, – сказала старуха. – Вот что случилось на Кенделл-Пойнт.
– В котором году, вы сказали, все это случилось?
Женщина впервые поглядела на него с неподдельным интересом:
– В тысяча восемьсот одиннадцатом.
– Где-то через тридцать – тридцать пять лет после пожара в Патчине.
Она энергично кивнула.
– Тридцать два года. Вы видите закономерность, да?
– Я не думаю, что это закономерность, – сказал Грем. – Но, конечно, я вспомнил о Принце Грине и о том, что за пять лет до этого исчезли четыре женщины.
Он старался, чтобы его лицо и голос были невыразительными, потому что он вспомнил Бейтса Крелла и то, что он разглядел в нем на реке Наухэтен.
– Исчезли, – фыркнула старая дама. – Не думаю, чтобы вы слышали о Саре Аллен и Томасе Мурмане. Двое детей…
Вильямс покачал головой.
– С них содрали кожу и поджарили в земляной яме, сынок. Это сделал полоумный Тейлор. Они поймали его на поле Дженнингсов и повесили, как только туда добрался судья Барр. Тейлоры иногда становились такими, полоумными, я имею в виду. Правда, судя по записям, они далеко не всегда приносили зло. Но тот бедный Тейлор убил детишек в тысяча восемьсот сорок первом. Ровно через тридцать лет после трагедии на Кенделл-Пойнт.
– Этого не было в вашей книге, – возразил Вильямс.
– Записи о смерти не было.
Он улыбнулся:
– Вы отказываетесь делать предположения?
– Это верно. Но ведь вы пришли сюда, чтобы спросить меня о Гидеоне Винтере? Человеке, которого тайно похоронили на клочке земли, впоследствии названном его именем.
Не хотите узнать, что я о нем думала, пока занималась своими исследованиями? – Глаза ее зловеще светились. – Я скажу вам, что я думала о нем, молодой человек. Я думала, что он бы многого достиг в этой стране, если бы кучка невежественных фермеров не остановила его. О, он, конечно, достал их, это правда, и именно поэтому они назвали его Драконом; он был хитрее и сильнее их, и он нравился их женщинам: представьте себе, молодой Вильямс, что вы жена фермера, у вас загрубевшие руки и домотканое платье, и вы провоняли свинарником, и тут является привлекательный джентльмен из Суссекса в одежде от портного и богатый, как король, с ясной улыбкой и мягким, как бархат, голосом.
Неужели вы останетесь равнодушной?
Она ждала, так что он ответил:
– Да. Наверное.
– Наверное! Подумайте еще вот о чем. В тысяча шестьсот пятидесятом году почти все дети погибли. Но в тысяча шестьсот пятьдесят первом родились сразу несколько младенцев, имена которых появились в церковных записях. Там был мальчик по имени Тьма и девочка по имени Сумерки. Еще одну девочку назвали Печаль. Я думаю, что, если бы они могли, они бы их всех назвали одним именем – Стыд. Я просто предполагаю, имейте в виду, но.., не думаете ли вы, что все эти дети были друг на друга немного похожи?
– Так что, вы уверены, что они его убили?
– А вы нет? – спросила она. – И не думаете ли вы, что он убил первое поколение детей – по крайней мере, сколько смог? – Она склонила голову набок, и он увидел, что шея у нее тоже была испачкана землей. – Вспомните, что дети были основным экономическим капиталом в то время – наши предки не были сентиментальны, как мы.
– Кажется, я понимаю, что вы чувствуете, – сказал Вильямс.
– О, все женщины были влюблены в Дракона, мистер Вильямс. Я уверена, что те четыре женщины, которые исчезли из города лет пять назад, тоже нашли своего Дракона.
Он понял, что она не в себе, но ему осталось задать только один вопрос:
– Что-то должно было произойти между тысяча восемьсот семидесятым и тысяча восемьсот семьдесят пятым годами?
– Что-то случилось… Ну разумеется, случилось, вы, идиот. Разве я не говорила про закономерность? Поглядите в мою книгу, там есть все данные. – И тут на миг Вильямс Грем почувствовал себя так же, как Ройс Гриффен в великолепном доме на Маунт-авеню пятьдесят один год спустя: ему показалось, что он почуял недобрый запах, исходящий от миссис Бах, когда та наклонилась и пролила чай на столик и на развернутую «Хэмпстедскую газету», – запах смерти, и ему показалось еще, что что-то ползет по стене.., но это был лишь отставший клочок обоев. Он вытащил из кармана свой носовой платок и помог ей вытереть стол.

8

– Так или иначе, но касательно кое-каких вещей я оказался прав, – сказал Грем Ричарду и Пэтси. – Дороти Бах была не в себе, это уж точно. Она влюбилась в некоего человека, которого, как ей казалось, проследила в прошлом, так что она скрыла некоторые факты относительно его поведения. Она не то чтобы отказалась комментировать – она просто утаила их, невзирая на всю свою объективность.
Пэтси перелистывала страницы «Истории Патчина». Неожиданно она почувствовала себя очень усталой. Она думала о том, что только что рассказал Вильямс: о матросах, в ужасе глядящих на лица людей, попавших в подземную западню.
«История Патчина» дрожала в ее руках. Грем Вильямс продолжал:
– Она не упомянула, что этот Винтер никогда не посещал церковные службы, – представьте себе, как это выглядело для остальных, которые готовы были переплыть Саунд, чтобы посетить церковь.
Ричард Альби барабанил пальцами о колено, и вид у него был удивленный, а книга безумной старой женщины, с которой Грем встретился в 1929 году, дрожала в руках Пэтси точно пойманный воробей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127