Такое же выражение застыло на лице Чейза. И глаза его тоже были сухими. Он улыбнулся всего один раз, и эта улыбка предназначалась Дон, когда он передавал ее из рук в руки жениху.
Затем он занял свое место рядом с Энни, пробормотав:
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Энни почувствовала, как все ее мускулы напряглись. Чейз неисправим. В чем он ее обвиняет? В том, что эта церковь недостаточно велика, чтобы он мог пригласить сюда своих клиентов, больших шишек, и превратить семейное торжество в деловую встречу?
Может быть, он считает, что платье Дон слишком старомодно, а букеты цветов, которые она составляла сама, выглядят слишком провинциально? Ее бы это не удивило. Чейзу не угодишь. Она наблюдала за ним краешком глаза: Чейз, высокий и мужественный, держался очень прямо.
– Правда, папа выглядит потрясающе во фраке? – шепнула Дон.
У Энни задергалась щека. Ну да, такой тип мужчины нравится женщинам. Но она, Энни, уже не глупая девочка, сердце которой бьется от одного взгляда на крепкое мужское тело и красивое волевое лицо.
Хотя ведь так было когда-то… Когда-то просто стоять рядом с ним, чувствовать его руку на своем плече, вдыхать легкий запах одеколона – этого было достаточно, чтобы… чтобы…
Хлоп! Энни вздрогнула. Двери церкви распахнулись. Удивленное жужжание пронеслось по рядам гостей. Священник замолчал и, как и все остальные, обратил глаза к проходу, в котором появилась чья-то фигура.
– Это моя сестра Лорел, – с облегчением прошептала Энни священнику. – Я так рада, что она наконец-то здесь.
– Обычный для Беннеттов спектакль, – пробурчал Чейз сквозь зубы.
Энни покраснела.
– Прости, я не расслышала, что ты сказал?
– Ты все слышала.
– Да, конечно, и…
– Мама, – резко оборвала ее Дон.
– Извини. – Щеки Энни пылали.
Священник откашлялся.
– А теперь, – сказал он торжественным тоном, – если среди присутствующих есть те, кому известны причины, по которым Николас Скоурас Беббитт и Дон Элизабет Купер не могут сочетаться законным браком…
Спустя секунду церемония была завершена.
Довольно любопытно быть на свадьбе отцом невесты, когда мать невесты – уже не твоя жена.
Дон настояла на том, чтобы ее родители сидели вместе с ней за главным столом.
– Ты ведь сможешь держать себя в руках, папочка, правда? – спросила она. – Я хочу сказать, ты не против посидеть возле мамы часа два?
– Конечно, нет, – ответил Чейз.
Он не притворялся. Он – воспитанный человек, и Энни, несмотря на все ее недостатки – а их немало, – тоже воспитанная женщина. Уже пять лет, как они разведены. Раны зажили. Конечно, они с Энни смогут вежливо улыбаться друг другу и болтать в течение двух часов.
Но на самом деле все оказалось не так.
Он даже не предполагал этого… Энни стояла у алтаря, рядом с ним, невозможно молодая и… невероятно красивая в своем бледно-зеленом платье, с копной шелковистых кудряшек соломенного цвета, которые никогда ей не нравились и которые он так любил… Она шмыгала носом и ревела всю церемонию. Черт побери, и у него раза два перехватило горло. А когда священник начал нести всю эту чепуху о согласии и мире, у него даже было искушение обнять Энни и сказать, что все хорошо, что они не теряют дочь, а приобретают сына.
Только это неправда. Они теряли дочь, и это была вина Энни.
К тому моменту, когда они принимали поздравления, оказавшись притиснутыми друг к другу, как сиамские близнецы, он чувствовал себя львом, в лапу которого вонзилась заноза.
– Вы, двое, улыбайтесь, – прошипела Дон, и они подчинились, хотя улыбка Энни была такой же фальшивой, как и его.
По крайней мере в гостиницу они ехали на разных машинах. Но потом им пришлось сидеть рядом за столом.
Чейзу казалось, что улыбка примерзла к его лицу. По-видимому, со стороны это выглядело так же, потому что брови у Дон полезли вверх, когда она посмотрела на него.
Ничего, Купер, говорил он себе, держись. Ты же можешь завязать разговор с любым незнакомцем. Конечно, тебе удастся поддержать разговор с твоей бывшей женой.
Он посмотрел на Энни и прочистил горло.
– Ну, как поживаешь?
Энни повернула голову и взглянула на него.
– Извини, – вежливо проговорила она, – я не поняла. Ты со мной разговариваешь?
Чейз прищурился. А с кем же еще он разговаривает? С официантом, наливающим шампанское? Держи себя в руках, повторил Чейз.
– Да. Я спросил, как ты поживаешь.
– Очень хорошо, спасибо. А ты?
Очень хорошо, спасибо… Что за ханжеский тон!
– Не могу пожаловаться. – Он все улыбался и ждал, что Энни примет мяч. Она не сделала этого, и он снова нырнул в омут разговора: – Не знаю, говорила ли тебе Дон, что мы на днях заключили большой контракт.
– «Мы»? – переспросила Энни ледяным тоном.
– Ну, компания «Купер констракшн». Мы давно пытались получить этот заказ…
– Очень мило, – сказала Энни и отвернулась.
Чейз почувствовал, как кровь прилила к голове.
Вот тебе ответ на твою вежливость. Энни его не просто убила, она его похоронила – отвернувшись и глядя куда угодно, но только не на него.
Внезапно на ее лице появилась улыбка, на этот раз настоящая.
– Эй, привет, – мягким голосом воскликнула она, помахав рукой, и… какой-то клоун за соседним столиком помахал рукой ей в ответ.
– Что это за чудак? – вырвалось у Чейза.
Энни даже не взглянула в его сторону. Смотрела на чудака и улыбалась.
– Этот «чудак», – проговорила она, – Милтон Хофман. Профессор, преподает английскую литературу в университете.
Чейз наблюдал, как профессор поднялся и стал продвигаться к их столику. Высокий и тощий, в блестящем голубом саржевом костюме и в галстуке бабочкой, он был похож больше на мертвеца, чем на профессора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42