Ранним утром из Иркутска вышел высокий сутуловатый человек в добротном
армяке и старой шапке, с котомкой за плечами. Он близоруко щурил большие г
олубые глаза на ярко играющий с солнечными лучами снег, лоб его был высок
и величественен, а руки аристократически малы.
Человек, родства не помнящий, брел по дорогам сибирским, не опасаясь снеж
ной пустыни.
Снежная хмарь заволакивала все окрестности, и ничего не виделось вперед
и, кроме бесконечного белого полога. Только отсветы снега сопровождали в
есь путь этапа до самого святого моря Ц Байкала. Мирон запасся в дорогу д
линными и широкими досками да других кучеров заставил Ц здешние жители
предупреждали, что Байкал даже в такие трескучие морозы изобилует трещи
нами и полыньями, и беда будет, коли попадет лошадь в одну из них. А доски сл
овно мостком послужат…
Женщины равнодушно поглядывали на все эти приготовления. Мысленно они у
же были за Байкалом. Им даже не любопытно было взглянуть на широченную во
дную гладь, укрытую льдом и снегом, и величественные синие горы, которые п
оутру можно было принять за туманную дымку.
Но вот величественная бескрайняя ширь Байкала открылась путницам пере
д самым восходом солнца. Равнина Святого моря была вся засыпана снегом и
только кое-где проглядывала из-под белого полога зеленоватая гладь льд
а, отсверкивающая в первых лучах солнца, встающего из-за гор. Женщины высы
пали из повозок и завороженно смотрели на бесконечное ровное поле Свято
го моря. Впрочем, радость их и восторг длились совсем недолго.
После Иркутска все изменилось, их путь превратился в настоящее адское пе
кло. Все началось на первой же почтовой станции по дороге в Читу.
Капитан Жиревский приказал арестантам сойти с повозок и идти пешком. Это
было просто мучительно. Дорога обледенела, арестанты постоянно падали,
цепи на ногах мешали им идти нормально, превращаясь уже через пару сотен
метров в неподъемный груз. Задыхаясь, декабристы брели по дороге, а вдого
нку им несся веселый перезвон колокольцев с тройки Жиревского.
Ц Лошадкам надобно отдохнуть! Ц счастливо улыбался Жиревский. Ц Лоша
дки наши устали. Они, кормилицы, в Сибири поважнее да подороже вас будут! Т
ак что, ваши сиятельства, берите ножки в руки, хей-хей! Смотри, народ, какие
баре! Хватит, наездились в каретах да экипажах! Вы такие же преступники, ка
к и все остальные рожи разбойные. Больше вам в пасть запеченные в хрусточ
ку курочки не свалятся, здесь ложку каши и то заработать надо! Давайте, дви
гайте мослами! Кто остановится или в снегу разляжется, плетью получит!
Ц Его придется убить, Ц простонал Кюхельбекер. Ц Иначе все мы сдохнем!

Они лежали пообочь дороги во время недолгого отдыха, в снегу, едва перево
дя дыхание. Их цепи покрылись тонким слоем льда, растирая ноги в кровь. Мур
авьев пожертвовал полами своего фрака, чтобы друзья могли обмотать изра
ненные лодыжки. Волконский каждый день обматывал ноги пучками сена, а Тр
убецкой делал вид, что никакие кандалы он и не носит вообще. Борис же Тугай
смастерил на одежде петлю, в которую продевал железа, чтоб не мешали идти
по скользкой заснеженной дороге.
Другие арестанты тоже исхитрялись кто как мог, чтобы лучше передвигатьс
я с железной обузой на ногах. Но что тут поделаешь, если приходится часами
маршировать в кандалах сквозь снежную пургу по обледенелой дороге, кото
рую и дорогой-то никак не назовешь?!
Жиревский категорически не дозволял дамам сопровождать мужей. Им запре
тили готовить для них еду, отныне они должны были путешествовать на знач
ительном удалении от этапа, разбивать свой лагерь в нескольких сотнях ме
тров от лагеря заключенных декабристов. Теперь их охранял отряд казаков
, как будто они были государственными преступницами. Причем особо опасны
ми.
Уже давно не встречали они на пути своем ни единой души русской.
Только вечно пьяные и обрюзглые содержатели ямских станций, грубо и треб
овательно вымогающие на водку и торопливо записывающие в станционную к
нигу приезжающих кривыми и корявыми буквами их имена и хамски обрывающи
е каждое их слово.
Словно памятники, неподвижно высились на своих низкорослых косматых ло
шадках кочевники-буряты, оглядывая местность, да выбегали из юрт голые р
ебятишки на жгучий мороз и снег, раскосые и смуглые потомки монголов, с ку
сками бараньего сала в грязных ручонках. Они заменяли им соску, и пронизы
вающий ветер и трескучий мороз, от которого немели пальцы у путниц, были и
м нипочем.
Но хуже любого мороза и любой бури был Жиревский. Он вынудил их послать в И
ркутск к губернатору кучера с письмом-жалобой. Курьера отловили казаки
и без лишних разговоров зарубили на месте.
Ц Нам остался только один выход, Ц сказала Александра Григорьевна Мур
авьева на одном из привалов, когда они сидели за санями, окруженные со все
х сторон казаками, которых не удавалось задобрить ни звонким рублем, ни п
одарками. Ц Нам придется сделать Жиревского более сговорчивым. В конце
концов, он всего лишь мужчина, кому-то из нас придется пожертвовать собой
ради общего же блага и сделаться его любовницей. Даже если нас стошнит от
одной лишь мысли об этом… речь идет об участи наших мужей! Сестрицы, Сибир
ь требует от нас жертвоприношения, и мы об этом прекрасно знали, когда отп
равлялись в путь. Возможно, сия жертва будет еще не последней.
Но ни одна из них не желала добровольно пойти на такое. Молчали подавленн
о, отводили глаза в сторону.
Ц Знаете, как решим? Ц внезапно «осенило» Ниночку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72