Она тоже Ц увы! Ц не безгранична.
Оказалось, что Лобанов был куда великодушнее, чем и сам хотел казаться. По
сле Тобольска он выделил свежих лошадей на все сани, пополнил запасы про
вианта, кое-что добавил лично от себя, а потом позволил, чтоб на полевой их
кухоньке не только солдаты хозяйничали, но и женщины. И на больших лагерн
ых кострах зашкворчало что-то особенно вкусное, задымились котлы с супо
м. И даже казаки весело причмокивали губами:
Ц Давно мы так славно не едали! Вот ведь как вкусно! Словно на святые праз
дники!
На каждой стоянке солдаты и ссыльные выстраивались в длинную очередь, де
ржа в руках котелки, ждали своего череда около божественно пахнущего кот
ла. Во главе этой очереди становился полковник Лобанов, с усмешкой приго
варивавший каждый раз одно и то же:
Ц Вот сия вкуснятина может меня даже с Сибирью примирить. Ниночка Павло
вна, а подайте мне порцию побольше этой вашей удивительной каши. Ох, пресв
ятые угодники, да вы ж меня на старости лет в обжору превратите!
Ну, и как в такой обстановке не переброситься парой слов с любимыми? Вот то
лько, что, что сказать им? Просто заглянуть в глаза и спросить вечное: «Как
ты? Железа не натирают? Голову выше, дорогой! Коли мы будем вместе, нам и тай
га не страшна. Терпи, путь нам долгий отмеряй. Кто знает, может, прибудем на
место, а там уж курьер царский дожидается, чтоб в Петербург вернуть».
Всякий раз говорилось одно и то же, но даже самые затасканные слова вдыха
ли в измученных людей новые силы. Потому что за занавесом слов стояла люб
овь, невероятная, нерушимая любовь, преодолевшая горе и страдания и не ст
рашившаяся самой смерти.

Почти всю первую половину дороги в Сибирь князь Трубецкой ни на что не об
ращал внимания. Его спутники снова и снова спорили о том, стоило ли им вооб
ще выходить на Сенатскую площадь, обвиняли его чуть ли не в измене и преда
тельстве, говорили, что он, согласившийся стать диктатором восставших, н
е выдержал своей роли, испугался…
Князю Трубецкому не было дела ни до чего. Все стояло и стояло перед ним мил
ое Катенькино лицо, ее подернутые влагой слез глаза, нежные щеки, прихвач
енные сейчас морозцем, ее пухлые по-детски губы и он ругал себя за то, что н
е успел на воле вдосталь нацеловать эти губы и щеки. Как он жалел сейчас, ч
то был всегда немного сдержан и холодноват, что не слишком баловал свою К
атеньку. Он прекрасно понимал, что вышла она за него не по страстной любви
, и только теперь увидел всю ее. Увидел, какой любовью и смирением проникну
ты все ее помыслы, как любит она самое несчастье свое, как стремилась она т
огда проникнуть в крепость и быть вместе в самые горькие для него минуты.
Вот и сейчас она, милая, рядом. Никогда и не предполагал князь Трубецкой та
кой преданности и верности, никогда не понимал ее души, доступной лишь гл
убокому искреннему чувству преданности, верности и любви.
Теперь князю казалось, что он всегда был немного эгоистом, что женился он
по страстной любви, не слишком-то обращая внимания на ответное чувство, н
о теперь понял, что Бог соединил его с Катенькой недаром, что в горе увидел
он, каким сокровищем вознаградил его Творец.
«За что милость Твоя, Господи, мне, презренному, Ц думал он, стоя в очереди
за хлебом. Ц За что эта женщина может быть так верна и преданна мне, чем за
служил я благодать эту?»
Она вложила в его загрубевшие руки краюху черного хлеба, ласково сжала н
а мгновение пальцы и прошептала:
Ц Держись, друг мой…
И он не слышал ничего, кроме звуков этого голоса, не слышал, что говорили е
го спутники по несчастью, ржавый стук кандалов не отвлекал его от своих д
ум. Тих и задумчив был князь Трубецкой во все время пути…
Ц Держись, друг мой…

Они добрались до Томска, миновали Вашнюянские болота, ехали по бескрайни
м лесам, пробирались по льду богатырши Оби и, наконец, попали в те земли, гд
е жили киргизы, дикие, с раскосыми глазами и желтоватыми широкоскулыми л
ицами. Дикари оказались добродушны и на редкость гостеприимны. Они обним
али ссыльнокаторжан, называя их братьями, и воровали по ночам все, что пло
хо лежало и просто случайно попадало им под руку. Полковник Лобанов быст
ро понял, что коли дело пойдет так и дальше, очень скоро им самим придется
впрягаться в сани. А потому велел прихватить с собой с десяток киргизов.

Ц За каждую покражу я велю расстреливать одного из них! Ц рявкнул он на
местных жителей. Ц А когда пристрелим десятого, велю еще новых привести,
ясно?! Воруйте вон у Строгановых, хоть колбасу с бутерброда. У них всего на
валом. А нас трогать не сметь, мы Ц бедные солдаты.
Киргизы о чем-то посовещались друг с другом. И на следующий день привезли
заключенным сухое мясо, рыбу и горшочки с засоленными овощами.
Ц Вот видите, сударыни, Ц довольным тоном заметил Лобанов, когда на ужи
н ему подали жаркое с тушеной капустой. Ц Все это Ц тоже Сибирь. Здесь у л
юдей душа широкая… и на добрые дела, и на злые.

В тот вечер, на переходе между Кизой и Моховской, неподалеку от великой ре
ки Енисея, Ниночка и Борис прихотью судьбы впервые за все это долгое врем
я свиделись наедине друг с другом. Река замерзла не вся. Лобанов разослал
казачьи патрули вдоль русла ее на поиски деревни, жители которой бы пока
зали этапу, где можно безбоязненно переправиться через Енисей.
Почтовый двор, где они остановились, был совершенно пуст и заброшен Ц не
что совсем уж необычное. Станционный смотритель с тоски и отчаяния запис
ал в конторской книге:
«Девятое февраля 1827 года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72