Мои! Он не отпустит ее!
В мгновение ока пригрезившаяся ему Эдлин исчезла, и он в изнеможении закрыл глаза. Должно быть, она настоящая женщина — всего лишь попытавшись предъявить на нее права, он устал. Затем она опять возникла из забытья и что-то стала делать с его боком. Внезапно он очнулся, очнулся только для того, чтобы дотронуться до нее, но коснулся всего лишь грубой ткани и услышал резкий голос Уортона:
— Хозяин, вам что-то нужно?
Спать. Ему нужен сон, и тогда он снова увидит Эдлин.
3.
— Ну, как ты собираешься доставить меня обратно? — обеспокоенно спросила Эдлин. Она отчаянно нуждалась в том, чтобы остаться наконец одной, собрать остатки самообладания и постараться прийти в себя.
Хью пытался сосать ее грудь, словно малое дитя. Она могла сколько угодно обманывать себя, что это всего лишь бессознательная попытка почти смертельно больного вернуться к ощущениям детства, почувствовать рядом мать, которая всегда может спасти. Все это так, но столь же невинного объяснения его грубому жесту обладания она подобрать не могла.
Она до сих пор чувствовала сквозь рубашку и плед его неожиданно сильные для умирающего ладони. Совершенно здоровым, гулким своим голосом он сказал:
— Моя.
Это не было случайным и неосознанным прикосновением. Он крепко схватил ее грудь и начал тереть сосок большим пальцем с таким неуемным желанием, что ей пришлось напомнить себе, что он слаб, изранен, почти безнадежен. Право, в тот момент она совершенно не была в этом уверена.
— Тебе не надо уходить туда. — Уортон встал и, широко расставив ноги, загородил ей дорогу, не обращая ни малейшего внимания на ее волнение. Немного подумав, он добавил: — Надо, чтобы ты находилась здесь. Ты можешь ему понадобиться.
Вот так, значит, он решил, этот потрясающий Уортон. Вещь может понадобиться его хозяину — вещь должна находиться здесь! Ни больше, ни меньше. Он даже не утруждал себя сколько-нибудь почтительным обращением.
— В этом монастыре я не хозяйка, — принялась объяснять Эдлин. — Я обязана подчиняться здешним правилам, иначе меня просто выгонят отсюда. Еще до восхода солнца мне надо выйти из гостевого дома со всеми остальными, кто живет в нем, и все вместе мы отправимся в церковь к заутрене. Таков порядок. Мы должны соблюдать монастырский устав.
— Уж один день твоя душа обойдется и без утренних молитв, — непримиримо заявил Уортон.
— Это же монастырь! — раздраженно повторила она, удивляясь его тупоумию, — Здесь никто так не думает, не может так думать, понимаешь?! — Изнеможение и ощущение безысходнести сделало ее вялой, просто непохожей на себя. — Все должны видеть, что я утром выхожу из своей спальни, а не Бог весть откуда. Я, конечно, не связана святыми обетами, но, как человеку, постоянно проживающему здесь, мне Придется объяснить причину своего отсутствия. А поскольку никто не видел, как я уходила, это будет нелегко сделать.
— Что же ты натворила, что они тебя так караулят? — продолжал бесцеремонно допрашивать ее Уортон. — Что, частенько навещаешь любовника?
Это было уже слишком — стоять и выслушивать подобное от человека низкого звания. Она ни от кого не желала выносить унижения, менее всего от Уортона.
Невольно она перевела свой взгляд на Хью. Тот был без сознания и не мог урезонить распоясавшегося слугу. Тогда она с такой презрительной яростью взглянула на Уортона, что он, от-смеявшись, неожиданно сменил тон.
— Как вам будет угодно, миледи, — оказывается, этот плебей мог быть учтивым. — Но вы увидите, что монах по-прежнему преспокойно храпит на своем посту, и мы проскользнем как мышки прямо у него под носом.
Тут уже, глядя на Уортона, Эдлин захотелось рассмеяться. Хороша мышка! Нет, как она все-таки терпит его присутствие? Непостижимо!
Впрочем, это неважно. Важно совсем другое. Она молила Бога, чтобы все обошлось. В монастырях умы людей заняты размышлениями над двумя вещами: спасением и пороком. Ночные хождения, разумеется, немедленно и безоговорочно будут отнесены к числу греховных. Ее попросят объяснить свое поведение, но как она сможет вразумительно это сделать? Боже, как осложнилась ее и без того непростая жизнь!
Она молча шла за Уортоном, потупясь и низко надвинув на голову капюшон, стараясь быть как можно незаметней. Миновали сад, затем — монастырскую площадь, приближаясь к дому для гостей. При каждом шаге она замирала от ужаса — не дай Бог ее отсутствие обнаружат. Ей уже пришлось познать, сколь жесток этот мир, живя какое-то время на улице, впроголодь, не зная, что ждет ее завтра. Она сполна испытала состояние неуверенности в том, сможешь ли ты где-нибудь поесть и получить кров и не окажется ли он твоим последним пристанищем.
Как много она перенесла! Судьба ни от чего не хранила ее — испытание за испытанием сваливалось на ее слабые плечи. Все это не прошло бесследно. Страх теперь ходил за ней по пятам. Нет, она должна была вернуться в свою спальню незамеченной.
— Держитесь ближе ко мне.
Уортон сказал это так тихо, словно понял все ее страхи. Все-таки он был способен меняться до неузнаваемости.
— Сними туфли. — Он задержался под навесом над входом в дом для гостей, пока она разувалась. — Если этот монах проснется, что вряд ли, я отвлеку его, а ты в это время проскользнешь в коридор, который ведет к вашим покоям.
Ей не понравилось то, как он упомянул про монаха. Она вообще не доверяла его вспыльчивому характеру и неискоренимой тяге к слишком простым решениям.
— Только не причиняй ему вреда, — предупредила она Уортона, не особенно рассчитывая, что он ее послушает.
— Я не связываюсь со старыми монахами, — сказал он с презрением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119