Или вернее сказать, уже не были. Он не знал сам.— Как это так? Вы же должны знать.— Скорее всего были. Мы сильно любили друг друга, но наши отношения складывались непросто. Понимаете, что я хочу сказать? Она была удивительной женщиной. — Это утверждение так отличалось от мнения всех остальных, что стало совершенной неожиданностью.— Расскажите мне о ней еще.— О, я знаю, что о ней думают: что она холодная, жестокая, тщеславная. Ничего подобного. Это одна видимость. Луиза была отзывчивой, сердечной, такая никогда не решится на подлость.«Вот он, любящий мужчина», — подумала про себя Флавия.— Учтите, — продолжал Ван Хеттереы, — в последние дни она немного нервничала, издергалась. Вся с головой ушла в работу, и работа ее всю поглотила. С ней всегда так — она была трудоголиком. Единственное ее отрицательное качество.— Не хватало времени на вас?— Что-то в этом роде. Луиза утверждала, что это ненадолго, что она трудилась над чем-то чрезвычайно важным и хотела довести дело до конца. Мы встречались всего раз в год, и я огорчался, что она предпочитала мне библиотеку. И признаюсь, тревожился. Луизе и раньше приходилось бросать мужчин, и я начинал подозревать, что происходит нечто в этом роде. Ревновал, обижался и стал подумывать, уж не прав ли был Миллер.Ван Хеттерен смущенно улыбнулся, будто устыдился своей мысли, и его странное лицо внезапно превратилось из ужасающе-безобразного в необыкновенно привлекательное — так что это на мгновение застало Флавию врасплох. Но перемена оказалась мимолетной, и вновь вернулись тревога и печаль. Но Флавия хотя бы краткое время была свидетельницей его обаяния.— Луиза во многих отношениях казалась удивительной женщиной. В чем-то бесившей, но совершенно особенной. Меня выводило из себя, когда я видел, как некоторые из моих коллег вели себя так, будто ее не было рядом. Ее это тоже расстраивало. Я советовал не обращать на них внимания. Но это ей давалось нелегко.Она работала больше остальных, больше выпускала материалов, была во всех отношениях профессиональнее. Великодушнее и добросовестнее. Вот вам небольшой пример: ей предложили подготовить отзыв на утверждение Миллера в должности, и Луиза решила написать исключительно хвалебную бумагу. Она не любила Миллера, не думала, будто чем-то ему обязана, ей не нравились его статьи, но она считала несправедливостью, если бы ему отказали в должности. Многие на ее месте воспользовались бы случаем и постарались прокатить гада. Он ведь в самом деле ее доставал. И еще: Луиза превыше всего любила свою работу. По-настоящему ценила. И терпеть не могла всяких дрязг. Временами вовсе их не замечала.— Судя по-вашему, она такая же серьезная, как доктор Коллман.— Вот именно, — загорелся Ван Хеттерен. — Наверное, в этом все дело. Они почему-то невзлюбили друг друга. А та картина стала всего лишь поводом для стычки. Коллман относился к Луизе как к любителю, чье мнение недостойно внимания — отвратительная манера. Он был немного антиамериканцем. В конце концов она сорвалась и наговорила неприятных вещей. Очень на нее не похоже.— Что именно она сказала?— Не знаю. Меня там не было. Но Робертс был очень расстроен. Мне кажется, после ухода Бралля он надеялся ввести в нашем комитете более высокий стиль общения. Более, как бы это сказать, гармоничный. Разумеется, во главе всего он видел исключительно себя. Робертс не уставал твердить о чувстве достоинства в нашей профессии. Немного высокопарно, напыщенно, но скорее всего он в самом деле думал то, что говорил. — Ван Хеттерен махнул рукой, словно желая освободиться от чего-то недостойного. — Глупости все это, — продолжал он извиняющимся тоном, — но несмотря на все усилия Робертса, такая типично детская грызня продолжала то и дело возникать. И вспыхнула бы снова. Коллман вбил себе в голову, что Луиза плела против него заговор. Обиделся и затаил против нее злобу, что само по себе вызвало шок. Ведь Коллман не тот человек, который способен на сильные чувства к чему-либо, кроме своих архивов. Вот с ними он очень пылок.— Расскажите, что делала Мастерсон после того, как приехала сюда.— Мы оба прибыли в Венецию в понедельник. Большую часть времени она работала в библиотеке. Вечер в четверг мы провели вместе — в первый раз остались наедине, если не считать дня приезда, когда я оказался в ее комнате. Поначалу все складывалось хорошо, но потом Луиза закопалась в работе, и времени для встреч не оставалось. Она сказала, что заедет ко мне в пятницу около одиннадцати, чтобы я вывел ее куда-нибудь поразвлечься, но я уже договорился с друзьями, и мы отложили свидание на другой вечер. А потом я узнал, что она умерла.Флавия испытала к нему сильную жалость, но прекрасно понимала, что ни в коем случае не должна ее показывать. Она здесь для того, чтобы собирать информацию, а не утешать и ободрять. Скрепя сердце она закрыла эту тему и перевела разговор на нечто менее драматичное, рассчитывая получить от собеседника требуемые для расследования зацепки.— Над чем она работала?— Не имею ни малейшего представления. Видимо, изучала тот самый чертов сюжет, по поводу которого у нее возникли разногласия с Коллманом. Но выводы и заключения держала при себе. Судя по всему, собиралась что-то исправить в своей работе. А мне говорила, что все это ужасно интересно — она ведь работала над книгой о Джорджоне, — и твердила, что предпочитает заниматься в библиотеке, чем сидеть на бесконечных заседаниях комитета, где она совсем не ко двору. Мысль об уходе и о том, что придется сидеть и дуться в своем углу, ее, конечно, расстраивала, но она оставалась до странности веселой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65